Хямеенлинна, на первый взгляд (сформировавшийся за пять минут пробега по городу), – обычный финский город, ничем особенным не выделяющийся. Но в городе есть крепость XIV века, около крепости – немаленький огороженный участок земли: травка, берег озера, берёзки, песочек. К этому месту с утра спешат люди, одетые непривычно и знакомо – как на иллюстрациях к старинным сказкам или рыцарским романам. Это – праздник для своих: все надписи и описания только на финском, все диалоги – на нём же, на стоянке единственный автобус с российскими номерами – наш.

Не два десятка человек что-то представляют, а остальные, лениво потягивая пиво, смотрят и вяло думают: «И что они нам ещё покажут?» – напротив, здесь такое чувство, что участвует весь город: нет двух похожих костюмов, маленьких детей везут не в колясках, а в тележках, на обширном животе, обтянутом нарядным камзолом, уютно расположился весьма небюджетный фотоаппарат, у стены палатки на старом половике сидит колоритная пара средневековых нищих с бандурой и тянут что-то тягучее и безнадёжно-печальное, парусиновый свод тележки украшен росписью, похожей на замковый гобелен; здесь плетут и продают пояски, там под навесом молодая округлая женщина ставит деревянным клеймом «птичьи лапки» на ещё сырых горшках, эта очаровательная пожилая дама делает глиняных птичек-свистулек, юноша странного вида балансирует на лбу шестом, а продавец дудочек что-то наигрывает на своём товаре. Группа молодых парней увлечённо играет на чём-то гуслеподобном (честно говоря, на язык просятся слова «отжигают» и «наяривают»), а сидящий здесь же их товарищ, не обращая внимания на весь их шум, смычочком выводит на своём инструменте тоненькую заунывную мелодию.