Графоманские изыски - Лондон-Тенерифе

Рыбнадзору посвящается

Как попасть в мечту? Как всегда бывает в сказках, этот путь тернист и тяжёл. В моём случае это вылилось в 27 часов дороги: в пять утра из дома меня подобрала маршрутка, в 23.30 эстафету перехватил самолёт, потом – аэропорт Станстед («Due to the financial collapse we have some problems with staff», – если проще, то багаж не отдавали 2 часа), потом – мою полубесчувственную тушку перегрузили в тёплые объятия машины… Короче, весь последовавший за прилётом день я провела, зарывшись в одеяло, – чтобы воспрять 31 декабря готовой к новогодним чудесам.

38 лет – это много или мало? А если в первый раз за всю сознательную жизнь встречаешь Новый год именно так, как хотелось и мечталось? Хорошая компания, греческий ресторан, чуть-чуть хорошего вина, голубые огни на ёлке с двумя заветными игрушками, отблески новогоднего салюта над ночным Лондоном, чистый свежий и холодный ночной воздух, чуть слышный на улице тонкий звон бокалов с шампанским…

Говорят, что год будет таким, как его встретишь… Хворобы все мои, к сожалению, при мне – и, видимо, в этом году они от меня отставать не собираются. Ну и фиг с ними: если всё остальное будет таким, как при встрече Нового года, то я согласна потерпеть нездоровье.

Что делает вся Россия первого января? А мы поехали в Стоунхендж. Надо сказать, что за две мои поездки в Англию Стоунхендж – самое большое моё разочарование: во-первых, я так надеялась походить между камнями, провести открытой ладонью по их шероховатой холодной поверхности… прогулка на расстоянии хорошего фотоаппаратного зума – совсем не то. Во-вторых, это сооружение мне не кажется древним и имеющим свою давнюю историю. Скандинавские рунические камни – кажутся, Кентерберийское аббатство и Саутворкский собор – ещё как кажутся, а это – нет. Полное ощущение ребёнка, которому долго обещали конфету, а в итоге дали пустой фантик. Никак не избавиться от мысли, что это всё сваял какой-нибудь дошлый фермер годах этак в тридцатых прошлого века.

Говорят, что египетские пирамиды сложены не из цельных каменных блоков, а из композитных глыб… что делает металлический сердечник в центре мегалитического камня?

С другой стороны, всё имеет свои положительные стороны: если бы мы не выбрались посмотреть на древние камни, я бы не увидела английскую провинцию. В прошлый раз я посмотрела на неё лишь мельком, в этот же – насладилась сполна. Пологие, как океанские волны, холмы покрыты лёгкой дымкой – только для того, чтобы было легче выделять планы на снимках; аккуратные леса, кукольные городки, ухоженные парки и садики, круговые перекрёстки… «Мир птиц» запомнился холодом, пробирающим до костей через зимнюю куртку (хотя температура была выше нуля), гаснущим светом дня, ухоженными аллеями и подстриженными кустами, неправдоподобно яркими цветами птичьего оперения, мельтешащими пингвинами… В прошлую мою поездку я часто вспоминала Голсуорси: почему-то виденное мной всё время совмещалось с его книгами. Эта же поездка прошла под знаком Даррелла: птицы, знакомые по его книгам, испанские слова, которые я, как творог из ватрушек, добывала из его книг.

Потом снова был Истборн, напоминающий Ялту зимой (вернее, моё представление о зимней Ялте), его пляжи, разбитые волнорезами, опять отлив, набережная с выстроившимися вдоль неё небольшими нарядными отелями, длинный пирс с бело-синими кафе и магазинчиками, подсвеченные солнцем нефритовые волны вокруг старых деревянных свай.

И снова белые утёсы, искривлённые от постоянного ветра низкорослые деревья, белые камешки овец и рыжие – коров на зелёных холмистых лугах. Маяк, стоящий внизу, у подножия утёсов. Чёрное вулканическое стекло внутри белой известковой гальки на пляже.

Ресторанчик в деревне – я думала, что такие остались только в книгах да старых фильмах: разделённые аркой два зала с деревянной тяжёлой мебелью (в один из них не пускают с собаками), низкие толстые тёмные балки потолка, маленькие столики, наряженная ёлка в углу у двери, написанное мелом меню на чёрной доске у бара, мужчины в клетчатых брюках до колена, толстых вязаных гольфах и прочных башмаках, женщины в удобных куртках и высоких резиновых сапогах… они общаются, приветствуют входящих, пьют пиво, едят умопомрачительно вкусную сытную еду.

Петляющий меандр реки в заповеднике «Seven Sisters», узкие провинциальные дороги, на которых ветки деревьев цепляют бока машины и смыкаются над дорогой, полевые живые изгороди, темнеющее небо, Кентербери, старый мощный собор, переплетение стрельчатых арок из бежевого камня над головой, аналой – золочёный орёл, гордо вскинувший голову и удерживающий на крыльях открытую книгу, поблекшие фрески, металлическое кружево подвеса люстры, каменное кружево отделки стен, мелкое многоцветье витражей, надгробие рыцаря, застывшего в вечном сне – и ноги его, облачённые в рыцарские сапоги со шпорами и преувеличенно длинными носами, покоятся то ли на мопсе, то ли на бульдожке, хранящем сон хозяина. В стене – узкая, в три доски, очень старая дверь под надписью «PRIVATE», и край высокой каменной приступочки перед дверью обведён белой полосой, а рядом с дверью на стене висит список органистов собора – первый из них умер в 1407 году.

На улице совсем темно… Фотоаппарат либо ловит синие тени деревьев и золотистые отблески фонарей, либо щедро заливает старые камни белым светом вспышки. Когда я ехала к Стоунхенджу, я много раз представляла, как положу открытые ладони на старые камни… и, может быть, услышу от них ответ на незаданные вопросы. Увидев те камни, я забыла о своём желании. А светлый камень галереи в Кентербери был гладок и гостеприимен. Под ногами – истёртые плиты, в объятии галереи – небольшой прямоугольник газона. Снаружи, у собора – вертеп, с Девой Марией, волхвами и животными, пришедшими поклониться Младенцу.

А потом – ведь это же сказка, помнишь? – я оказалась в лете. Были пальмы и южное чёрное небо, и почему-то не было того, что обычно первым приветствует приезжающего в тропики: не было сладкого, влажного и дурманящего запаха южной растительности. Зато был шум моря. И в 8 утра под окном начинал верещать какой-то филин – и прекращал ровно через 45 минут, на обочине вместо одуванчиков росли опунции, а необъятные заасфальтированные площадки оказались вовсе не тем, чем виделись с самолёта, а укутанными банановыми плантациями – видимо, чтобы сладкие плоды не стали «лёгкой добычей белок».

Испанцы в наши дни строят странные дома, похожие на обувные коробки, раскрашенные в весёлые цвета: розовый, жёлтый, ярко-голубой, а городские улицы напоминают лабиринт благодаря знакам одностороннего движения. Но из лабиринта есть выход, и к нему ведут щиты с белой надписью по коричневому фону: «El Teide». На экране навигатора дорога похожа на змею, скончавшуюся в страшных судорогах; за окном сперва мелькают дома и банановые плантации, потом – сосны с длинными иглами хвои, растущие на лаве почти без подлеска, на ковре из бурых опавших игл, и окутанные тучевым одеялом. Там я поняла, что к обычному перечню атмосферных осадков (снег, туман, дождь) надо добавить ещё один – «туча»: при въезде в неё по машине начинает течь вода, она берётся ниоткуда и собирается в ручейки на стекле. И быстро покрывает объектив фотоаппарата. Чем выше забирается дорога, тем холоднее воздух, тем меньше растительности, тем больше солнца.

Наконец, перед машиной, остановившейся на смотровой площадке, расстилается настоящий лунный пейзаж: щебень и лавовые скалы, лишь кое-где между ними видны шарообразные кочки серебристой травы, да торчат высокие высохшие цветоносы, похожие на рыбью кость. А над всем этим в синем безоблачном небе – вершина Тейде, припорошённая снегом. Подобраться к ней поближе не удалось, но и предлагаемых туристам видов кальдеры и выветрившихся останцев, зеленоватых выходов на поверхность медных пород и разноцветных потоков старой лавы было вполне достаточно, чтобы испытать чувство «весь мир на ладони, ты счастлив и нем».

В тот день с гор мы спустились через городок Канделария, стоящий на побережье. В первый раз я увидела пляжи из чёрного песка и океан. С ярко-синего океана дул сильный ветер, он играл с прозрачным золотисто-голубым широким шарфом, старался стащить его с плеч. А в укрытых от ветра местах пригревало солнышко. И так странно было видеть в типично-южном городке затерявшуюся среди пальм, кактусов и пуансеттий рождественскую символику – оленью упряжку с Санта Клаусом, снежинки и звёздочки.

Вдоль набережной стоят статуи индейцев-гуанчей – а рядом, на заборе, кто-то нарисовал эти же статуи, сохранив узнаваемые черты и позы, но окутав изображение флером шаловливой улыбки.

По мере того, как по набережной удаляешься от шумной площади, позади остаются яркие дома, машины, шумные туристы, клумбы и рождественские украшения, а впереди вырастает мощный чёрный пласт лавы, на фоне которого такой маленькой и хрупкой кажется белая незатейливая церквушка. Этот пласт хранит в себе пещеру, с которой связана красивая легенда, но человек, по-моему, там лишний. Океан, чёрный камень, небо… А мы лишь мошки, вьющиеся со своими фотоаппаратами вокруг и уносящие с собой ту малую часть этого несуетного великолепия, которую можем вместить.

Второй день на Тенерифе было решено посвятить горному массиву Лас Мерседес в восточной части острова. Воздушные массы, несущие влагу, именно здесь встречаются с островом, поэтому растительность там весьма отличается от таковой на Тейде – на Лас Мерседес растут настоящие дождевые леса, с зеленью насыщенного цвета, январскими цветами, трёхметровым вереском и бородами мха, свисающими с деревьев.

Тучи укутывают дороги, и кажется, что обзорные площадки погружены в молоко – на Peco del Ingles мир словно заканчивается сразу за парапетом из отсыревшего дерева. Дороги становятся всё уже и уже, по бокам, полускрытые туманом и бородами туч, чуть видны ворота, перекрывающие подъездные дорожки к домам – вот только дорожки эти либо ныряют вниз, либо вздыбливаются вверх.

Асфальт под колёсами приводит нас в деревушку – дальше дорог просто нет: отроги лавовых хребтов со всех сторон, широкие распадки уходят вниз – где-то в самом их конце виден океан, но туда не попасть. В деревне – ни души. Около маленькой белой церковки развевается белая гирлянда, над входом ветер теребит увядшие пальмовые ветви.

Улочка-дорожка ведёт к небольшим домикам – увы, кофе нам не пить: то, что мы посчитали кофейней, оказалось местным потребкоопертивом, с какими-то мешками, лежащими в углу, и ржавыми весами на прилавке. Интерес к нам проявили только местные дворняжки: маленькие, размером с кошку, неопределённо-лохматые и кривоногие. Сквознячный ветерок, низкие тучи – не холодно, но зябко. В машине тепло и уютно. На часах – время сиесты, навстречу на узкой дороге всё время попадаются машины: приходится прижиматься боком к скале. На дороге, по которой мы проехали каких-то полчаса назад, уже лежат некрупные камни.

Навигатор и карта показывают ещё одно ответвление. Медленно спускаемся по очередному серпантину – и попадаем в маленький городок, прилепившийся к горе – Сан-Андрес. Тучи остались наверху, здесь тепло и… желтый песок – пляж привозной. Дорога снова заканчивается ярким красно-белым ограждением. Пляж прикрывают, как оберегающие руки, два пирса-волнореза – с боков они укреплены грудами чёрных лавовых валунов. Если посмотреть на море – видны высоко поднявшиеся из воды транспортные корабли, цепочкой стоящие в бухте, отражающиеся в воде облака. Если посмотреть на сушу – виден серпантин, зигзагом лежащий на склоне горы, яркое малиново-лиловое пятно цветущей бугенвилеи, разноцветные дома городка, колоссальное русло водостока, облицованное камнем – сейчас в нём воды нет. (Кстати, вообще за всё время пребывания на острове ни разу не увидела открытых источников воды – ни озерца, ни ручья, ни речки, лишь несколько искусственных водосборников.) На пирсе остатки металлического ограждения, съеденного ржавчиной, солнце в разрывы туч бросает яркие блики на почти спокойную воду, на жёлтом песке стоят кургузые толстенькие пальмы, плещущие листьями. Множество кафешек-вагончиков вдоль эспланады закрыты, белые лежаки-шезлонги собраны в стопки на пляже – не сезон. Можно снять обувь, подвернуть повыше джинсы и пошлёпать розовыми пятками по Атлантическому океану. Купаться мы не стали – решили на следующий день специально поехать на пляж (уже на западной оконечности острова) и насладиться водой и солнышком всласть.

День перевалил на вторую половину, горы Лас Мерседес остались позади – время перекусить и посмотреть ещё один городок, Пунто дель Хидальго. Пляж здесь чёрный, а океан – хрустально-льдисто-голубой, такой оттенок изредка бывает на сколе толстого стекла. Штормит, на мачте у большого отеля полощется красный флаг. Над бухтой висит взвесь водяных капель от прибоя, временами набегает маленькая тучка, и тогда к солёным каплям добавляются дождевые.

Отлив, белые пенящиеся волны раз за разом наполняют маленькие заливчики. Над водой возвышается чуть покрытое рябью зеркало отельного бассейна с океанской водой, в ней скользят тени маленьких рыбок. В искусственном заливчике, прикрытом от волн бетонными стенками, лежат на боках яркие рыбачьи лодки.

За этот длинный день я отсняла более 300 фотографий. На Тейде – национальный парк, на автобане тоже выходить из машины нельзя – так что многие фотографии сняты через покрытое каплями лобовое стекло, смазаны быстрым движением или запечатлели дружелюбные кусты, деревья, пучки травы и дорожные столбы, оптимистично влезшие в кадр – только на нестёртых снимках при разборе привезённого я нашла: кустов – 21, деревьев – 12, знаков – 6.

Вечером можно побродить по улицам Пуэрто де ла Крус. Тёмный парк кактусов, шум прибоя, в луна-парке на набережной светится ядовито-зелёной подсветкой колесо обозрения, яркими лампочками подмигивают киоски со всякой всячиной. Чуть в сторону от улицы отходит небольшой тупичок – в нём шумит фонтанчик, нависают резные балконы из канарской сосны, на улице стоят столики, из кафе слабо слышна музыка. На столах горят свечи, есть красное вино, оливки и местный вкуснейший сыр, приятственный трёп и дружеское посмеивание и подкусывание. Рядом с луна-парком стоит очень старая церковь – её каменные ступени истёрты, на окнах – ставни из потемневшей сосны с грубоватой резьбой. За церковью – волнорез, на нём почти не видны огни и почти не слышна музыка – лишь мощный шум прибоя, белая пена взлетает на высоту волнореза прямо под ноги, справа и слева волны в разном ритме бьются о скалы. Можно стоять и смотреть, стоять и слушать... ничего нет – только океан, ночь и я… Потом, вернувшись на площадь к толпе народа, чувствуешь себя немного оглушённой.

Утром снова прокричал неугомонный филин, мы поздравили друг друга с Рождеством и поехали на запад. Сперва – непременное посещение драконова дерева в Икод де лос Винос. Как и ко всем древностям, к нему нельзя прикоснуться – можно только посмотреть издали на странное растение, похожее на пухлую метёлку. Утренний ветер колышет последние рождественские украшения, гоняет по мощёным дорожкам жёлтые листья фикуса. Сверху хорошо видно море, лежащее в бухте за разноцветными домами.

На черепичной крыше одного из них чёрно-белый кот старательно намывает шерсть. Даже с такого расстояния два наведёных на него фотоаппарата ему не понравились, и он на нас ТАК посмотрел! после чего спокойно продолжил своё дело.

А рядом был католический храм, тоже, скорей всего, появившийся в первые годы испанского владычества. Совершенно безлюдные нефы, звучащие в записи хоралы, серый негладкий камень колонн и облицовки, богатая и нарядная отделка иконостасов.

Снова автобан. Городок, рядом с которым в море лежит верхушка Тейде, заброшенная туда последним извержением. Внизу, между дорогой и побережьем, виден странный холм со срезанной верхушкой, на срезе блестит водохранилище. Съезд с автобана по дороге на Лос Силос – как тренировка мастерства водителя: 10 км/ч, капот машины закрывает дорогу, в конце каждого небольшого отрезка – поворот на 160 градусов. Уф, сползли.

Вот она, дорога на маяк Тено, там нас ждёт пляж… Нет, не ждёт: у дороги, сразу за маленьким пятачком окружённой бурьяном стоянки, жёлто-красные щиты, повторяющие на разных языках одно и то же: «Дорога закрыта – опасность обвалов. Дальше можно ехать только на свой страх и риск». Машина прокатная, не поехали.

Поехали по другой ограниченно-разрешённой дороге, через перевал у Маски. Здесь стало понятно, что тот спуск у Лос Силоса был только разминкой: одновременно видны 6–7 петель серпантина, ограждённые светло-жёлтыми кубиками парапета, дорога влажная от туч, сбоку задувает ветер.

Перевал. Вниз уходят покрытые яркой зеленью распадки и террасы полей, неподалёку в долине стоит ещё один странный холм – из-за прорезей в склонах он напоминает пирамиду майя. Боковой ветер старается скинуть с узкого гребня, ведущего от одной обзорной площадки к другой, трясёт листья папоротника-одуванчика на краю площадки. Жалкое видео, снятое неприспособленным к этому фотоаппаратом, не передаёт колоссальности пейзажа, рокот ветра заглушает все звуки.

Чуть спускаешься с перевала – и на краю пропасти стоит кафе. Можно сесть за столик под открытым небом, заглядывать через парапет и со сладким ужасом смотреть на долину далеко внизу. Сладкая плюшка на столе привлекает общительного разговорчивого ворона. Я отщипнула ему кусочек плюшки, он проглотил крошку, не забывая насторожённо коситься на меня круглым тёмным глазом, и… заговорил. Менялась тональность, менялись издаваемые звуки, сменяли друг друга позы и важные жесты… Кофе был забыт. Фотоаппарат его не пугал, другие посетители кафе его не интересовали – птиц ходил по основанию парапета и общался. Дождик прогнал и нас, и его.

На Тенерифе все дороги ведут на Тейде. Снова – канарская сосна, снова – лунные пейзажи. К горе мы подбираемся другой дорогой, пятисотлетняя сосна осталась в стороне.

Сегодня тучи даже на подъезде к последней обзорной площадке. Они переползают дорогу, брызгают водой на стекло, закрывают вершину, но не мешают вечернему солнцу щедро заливать жёлтым тёплым светом и кальдеру, и останцы, и склоны горы. Время – пять вечера, внизу уже темно. А здесь только тени стали темнее и резче.

Снова столик на улице, капучино с корицей. Будем ждать закат. Облака медленно переползают со склона на склон, свет всё желтее, всё синее тени. Щелчки фотоаппаратов вокруг.

В семь часов становится ясно, что до заката ещё далеко – а спускаться в Пуэрто де ла Крус надо по уже тёмным серпантинам. Едем. По дороге спускаться надёжно, но долго и нудно. Навигатор показывает улочки, соединяющие петли серпантина по прямой. Осторожно суёмся в такую улочку. Во «Властелине колец» был хороший кадр, когда конники Рохана хлынули вниз по склону – вот примерно такой крутизны и была та улочка. Мы – не конники, поэтому ползли медленно. Встречный. Разъехались. Перекрёсток. Серпантин или следующая улочка? Улочка. Сползли. Снова перекрёсток. Снова улочка. Вот те раз: съезд на серпантин перекрыт отбойником. Сбоку, между скалой и загородкой – щель. Проползём? Пять сантиметров от зеркала до скалы, пятнадцать – от другого до отбойника. Напугали машину, едущую по дороге. Ещё улочки? Ну их, поедем без затей, по серпантину.

Это последний вечер на Тенерифе. Не хочется сидеть в гостинице, хочется к воде. Тёмные кактусы, угадывающиеся в темноте сосисочные деревья, какие-то благоухающие в темноте (и отнюдь не фиалками) постройки. Чёрные камни. Чёрный песок. Белое плетение пены. Океан обманчиво тих. Я полюбовалась плотным гладким песком у среза воды и уже полезла вниз с камней, на которых мы сидели – походить по песочку, благо, что волны ослабевали далеко от этого места. Мне было сказано: «Не советую, гражданин, – съедят» © И ведь правильно: через пару минут очередная волна не только залила весь такой обманчиво-приглашавший песочек, но и чуть не захлестнула наш насест. Я совершенно не была готова к мощи океанской волны – после Чёрного и Средиземного морей океан выглядит как Шер-Хан рядом с моей Лизкой.

Последнее утро. Снова филин. Осталась одна неопробованная дорога на Тейде. Едем. Голубоватая утренняя дымка, крупные капли на ветках деревьев, внизу – подсвеченные солнцем городки, временами их заслоняют облака. На уровне пояса канарской сосны дорога закрыта – стоят несколько легковых машин, машины местной гвардии и охраны национального парка. Приезжает местное телевидение. Дорога обледенела. Час ожидания – и заграждение отодвигают. Тучи лежат на дороге, в нескольких местах на асфальте видна наледь, на кустах обочины – изморось. В разрыве облака видна стоящая на уступе обсерватория – белые здания, напоминающие иллюстрацию к какому-то старому фантастическому роману.

Снова Тейде. Можно не снимать, ибо все основные виды отсняты в разных освещениях. Можно просто подышать холодным горным воздухом, поприкидывать, насколько ниже спустилась снеговая шапка. Стало понятно, что же это было такое – странные растения, похожие на бамбук высотой метра 4, но с поперечными ветками, всегда стоящие наклонно – это тоже чьи-то сухие цветоносы.

За четыре неполных дня мы проехали почти 1000 км.

Всё, аэропорт Тенерифе Сур. Осталось перелить местные ликёры в пластиковые бутылки от воды, сдать машину. Опять ждём багаж – уже в Гэтвике. А на следующий день – самолёт в Финляндию. Ночная заснеженная дорога, ели. Граница. Ночной Питер. Дом.

После поездки у меня снова появились на носу веснушки – мне зимой подарили весну. Первые дни после возвращения было трудно дышать: в Лондоне и уж всяко – в Финляндии и на Тенерифе – воздух значительно чище.

Плохо оказалось только одно: я долго не могла перестроиться обратно на московское время, поэтому ночами бродила по квартире, таская за собой длинный мохеровый хвост и смотрела дурацкие бесконечные фильмы. А утром наслаждалась ощущением головы, словно набитой мохером.

Очень эмоциональный рассказ получился? Простите «пафосную женщину» (© Мальчик), но я была так счастлива. О несчастьях можно писать долго и вкусно, а счастье… описать его могу только так: всё время ловишь на лице широкую и беззаботную улыбку, и хочется всё время повторять: «Боже мой, как же хорошо!» А все остальные слова – лишь попытка рассказать, что же так радовало.

Хочу ещё раз увидеть лису, стоящую в раздумьях посередине ночной лондонской улицы. Мне ещё снится время от времени горный серпантин. И каждый раз, слизывая с губ пенку капучино, я вспоминаю эту поездку. И мне снова захотелось рисовать, слушать музыку, общаться с друзьями, видеть новое…