Графоманские изыски

Да, по книгам мне была известна любовь англичан к замысловатым названиям, но когда это встречаешь «вживую»… согласитесь, что есть прелесть в названии оксфордского ресторанчика «Angel and Greyhound», паба на Стрэнде «The Coal Hole», кафе на Оксфорд-стрит «Grab a bite»…

Лондон останется в моей памяти ещё и как город людей: некрасивых женщин, очень красивых мужчин, отводящих глаза при встрече взглядов, ярких, заметных, необычных и красивых женщин – африканок и азиаток, загадочных мусульманок в чёрных шёлковых покрывалах, открывающих только глаза и каблучки туфель, полицейских «с человеческим лицом», общительных старичков в кофейнях и соборах…

Их было так много… В Кенсингтонских садах – женщина из службы по выгулу собак, с семью разнокалиберными весёлыми псами в заднем отсеке автомобиля… Женщина в спортивном костюме и с плеером, бегущая резвой трусцой в Гайд-парке рано утром – и толкающая перед собой детскую коляску с малышом… Мальчик, водивший прогулочный кораблик в Маленькой Венеции (откуда он был? – шотландец, уэльсец? Из его речи мы с японским туристом поняли только вопросительную интонацию). Очаровательная пожилая дама с торбочкой на колёсах, так похожая на современную мисс Марпл и участливо спрашивающая: «Вы потерялись?» (в тот момент я задумчиво изучала карту, пытаясь понять, куда делась улица, по которой – как я считала – я иду). Японец, увлечённо снимающий заднюю часть коня памятника Веллингтону. Женщина моих лет, несущая в рюкзачке-кенгурушке йоркширского терьера. Изящная пожилая дама в сером костюме и туфельках-лодочках на розовом мопеде-табуретке.

Первый день всё равно получился чуть суматошный, его впечатления – самые обрывочные и «внешние», хотя самые красивые фотографии сделаны именно в первый день. Жаль, я не сняла собачку типа корги в открытом кузове легкового автомобиля, совсем как игрушечный сине-оранжевый поезд, пробирающийся по «игрушечному» же пейзажу среди холмов, и нефритовый древовидный след Темзы на море невообразимо-сказочно-синего цвета. Зато у меня есть Лондон, каким он видится из подлетающего самолёта: это снято без зума – в государстве, борющемся с террористами, авиационные трассы проходят над центром столицы и королевским дворцом.

Потом был Оксфорд. Множество внутренних двориков, и парадных, и уютных, история, обжитая людьми и живущая… наверное, именно это я искала и не нашла в Упсале. Оксфорд оставил почти только зрительные впечатления и ощущение солнца на коже и осени. Мне нечего сказать, можно только смотреть.

На следующий день был Истборн – городок, рядом с которым встречаются Ла-Манш и Атлантика. Яркое, совсем летнее тёплое солнце, планы искупаться, тот самый оркестр в ротонде… и плотная пелена облаков, медленно подбирающаяся к солнцу. Когда она подобралась, стало ясно, что купаться мы не пойдём. И обогреватель в машине – самый большой друг и самое ценное в этой мёрзлой жизни. И что надо заставить себя выбраться из машины, чтобы увидеть меловые утёсы Альбиона. И мой вечный страх от высоты под ногами. И фотографии, на которых видно, как я боялась подойти к краю. И ветер в лицо, который остался лишь в памяти.

А потом началось моё ежедневное кружение, в котором были только я и город. Как я боялась в нём заблудиться! И уже на второй день этого кружения оставила в гостинице толстый путеводитель с картой, на которой был отмечен каждый дом, и сделала своей спутницей тоненькую карту, взятую в отеле (она совсем потёрлась на сгибах к концу той недели). Каждый мой следующий день обязательно начинался с Кенсингтонских садов и Гайд-парка: через них я выходила на стартовую точку моих маршрутов, через них я устало шла «домой» – и каждое дерево уже подсказывало: «Осталось совсем немножко, ну же, ещё два шага».

На газонах – невообразимое количество белок, и если на белку пристально посмотреть, то она поскачет прямо к тебе. Точно так же ведут себя и птицы на прудах… И почему-то совсем нет воробьёв. И яркий попугай на ветке платана. А в укромных уголках стоят побелевшие от времени деревянные скамейки, на которых вырезано «David + Margretha». И за всю неделю – ни единого человека в Speaker’s Corner в Гайд-парке. И прямо в парках стоят коттеджи, огороженные невысокой оградкой, на которой написано «Black Lion Lodge. Private».

Утренние парки – очень оживлённое место: люди идут на работу, совершают утреннюю пробежку, выгуливают собак, спят в спальнике под огромным платаном…

Я, как и Джером Джером, не очень люблю рассматривать надгробия, поэтому в Вестминстерском аббатстве я запомнила только The Chapter House: «Like the rose is the flower of flowers, so this is the house of houses». Почему они не разрешают там снимать?! Каждая плитка на полу, каждый камень, каждый витраж… и тот внутренний садик, который остался недосягаемым, как для Алисы, смотрящей в замочную скважину – они остались только в памяти.

И дома, построенные по принципу: «Сперва копается яма, а потом посреди неё строится дом»: так много домов имеют «basement» – обнесённый невысокой оградой подземный этаж. Если заглянуть вниз за ограду, то можно увидеть яркие цветы в горшках, велосипед, цветные домашние тапочки. А иногда о бейсменте напоминают лишь толстые стеклянные квадратики под ногами.

Следующий день был отмечен самой длинной прогулкой: Кенсингтонские сады и Гайд-парк – Оксфорд-стрит – Риджент-стирит – Пикадилли – Трафальгарская площадь – Стрэнд – Флит-стрит – собор Святого Павла – вокруг Тауэра – док Святой Катерины – Тауэр-бридж – Саутворкский собор – Набережная Виктории… тут, после пройденных почти 30 км, я дезертировала в метро.

На стенах домов на Флит-стрит остались названия печатных изданий, чьи редакции располагались на этой «улице прессы».

Чтобы снимать Лондон с высоты птичьего полёта, не надо задраиваться в прозрачную капсулу колеса обозрения (в ней кроме диванчика есть даже кондиционер!) – надо подняться по четырёмстам ступенькам собора Св. Павла (внизу висит предупреждение, что «если Вы не уверены в своём здоровье или физических возможностях – не поднимайтесь на галереи», а под самой последней лесенкой, ведущей на открытую верхнюю галерею, сидит товарищ рядом с большим ящиком-аптечкой).

Тогда наградой станет солнце, бьющее в глаза, ветер, дающий воздух, как глоток воды в жажду, такой разный город – как многоликий Янус… А посередине спуска можно передохнуть и посидеть на скамье на Шепчущей галерее – и посмотреть на канавку, протоптанную в камне ногами шепчущих, и на немецкого туриста, через каждые 10 метров подходящего к стене галереи и тихо говорящего что-то – и жадно ловящего ответ.

А потом можно подойти к Тауэру и побродить вокруг. Внутрь я не пошла – те легенды, что рассказывают стражи, я учила в школе, к драгоценностям короны я равнодушна, к местам казни и темницам – тем более. А снаружи – солнце, снаружи алые герани у подножия неохватных платанов, плющ на древних стенах и человек с косилкой на газоне во рву.

Я жила в маленькой гостинице – небольшом белом доме с белыми колоннами на маленькой тихой площади, но на миг мне захотелось пожить в гостинице в доке Св. Катерины… А кому бы не захотелось?

Символом Лондона для меня всегда был Тауэр-бридж, но зачем, зачем они выкрасили все конструкции в лазурный цвет?

А потом был Саутворкский собор… Я не могла уйти из него целый час: фотографировала элементы декора и витражи, эпитафии в стихах и перечень настоятелей собора с 1066 года, беседовала со священниками и пожилыми дамами… Друзья мои, Вестминстерское аббатство парадно и прекрасно, но этот собор – тоже «the house of houses»! И каждый час на середину выходит священник, просит остановиться на мгновение и выслушать короткую молитву. И я не почувствовала нарочитости и парадности: есть только древнее прекрасное здание и люди.

Дальше я шла уже на чистом упорстве – ноги, как в басне Дениса Давыдова «очень гневно разговорились с головой». Мимо мелькали люди, дома, торговая галерея с площадкой для игры в мяч (а как азартно они играли и как ещё более азартно наблюдали за игрой!!)

Краем сознания отметила, что на перилах моста через Темзу совсем нет пыли и гари (интересно, а куда они деваются???), что наше метро, похоже, быстрее и, однозначно, глубже, и, без сомнения, гораздо менее утилитарно на вид, что надо бы что-нибудь купить поесть (мимо, мимо – ибо ноги уже не держат), что на стене дома в Бейсуотере нетонкий слой окаменевшей чёрной копоти – наследство лондонского смога… уф, вот и моя комнатка.

Пятый день занёс меня в Блумсбери, по Харли-стрит и Бейкер-стрит (нет, я не была в доме Шерлока Холмса) – в Риджентс-парк. Там были розы (и у каждого озерца цветов была табличка с указанием сорта), там были странные мохнатые вишни, там был садовник, подстригавший травяной бордюр ножницами на очень длинных ручках, там была сладкоголосая птица в ветвях (и стенд с картинками водящихся в парке птиц, я дома посмотрела в словаре, что такое «chaffinches»), там была собачка, не желавшая фотографироваться, и мелкий-мелкий дождик…

Ещё в этот день был музей Виктории и Альберта – больше всего в нём запомнились китайский прозрачный нефрит и агат, и внутренний дворик с зеркалом пруда…

Шестой день в фотографиях не отразился – я с утра пропала в Национальной галерее и Национальной портретной галерее, пришла в гостиницу к вечеру и провалилась в сон на 14 часов. И если снова окажусь в Лондоне – снова пойду бродить между полотен, на которых деве Марии прислуживает рыцарь в доспехах, а у её ног лежит крошечная собачка, мимо портретов, по которым можно отслеживать течение времени.

А потом, как всегда, неожиданно, наступил последний день… И осталось неувиденным так много из того, что хотелось бы посмотреть, непройденными так много улиц, по которым хотелось бы пройти…

Путь седьмого дня привёл меня в Маленькую Венецию, откуда каждый час прогулочный кораблик под тихим дождём неторопливо уносит мимо зоопарка в Кэмден Лок – по непрозрачной зеленоватой воде, мимо частных владений и глухих тёмных стен и оград, мимо стоящих в два ряда плавучих домиков с разнообразными названиями (я не могу их не процитировать: «Mayflower» и «Geranium II», «Jing Ming» и «Royal Ruby», «Firefly» и «Nemesis», «Thistle» и «Mea Culpa», «Defiance», «Scarlet Pimpernel» и «Simposium» – две страницы блокнота покрыты неразборчивыми карандашными каракулями).

А Кэмден Лок мне чем-то напомнил Арбат – может, тем, что «дух» здесь усердно культивируется? Ну и пусть. Зато больше нигде в Лондоне мне не попадалась деваха в юбке-поясе, с ногами, татуированными в четыре цвета от кроссовок до подмышек, ведущая на поводке бультерьера, кабачок с названием «Конец света», лоточник, торгующий покрывалами с танцующими феями, и ряд магазинчиков, торгующих чем угодно (от обуви до апельсинов), но непременно – наручниками, украшенными разноцветным пухом.

От Маленькой Венеции меня унесло на Портобелло-роуд, улицу-барахолку, на которой можно купить что угодно: от бабушкиных каминных щипцов до антикварного стекла, и где на пороге лавочки лежал вот такой меланхоличный пёсик.

А дальше – маленький торопливый круг по улочкам Кенсингтона, окончившийся у гостиницы, короткие сборы, вечерний Винздор. Уутренний самолёт.

Старый почтенный еврей как-то упрекал бога: «Я всю жизнь молю Тебя послать мне выигрыш в лотерею, а Ты не слышишь мои мольбы..» И был ему глас с неба: «Абрам! Купи, наконец, лотерейный билет!» Мой билет на старый 737-й Боинг стал счастливым.

P. S. Да, я так и не научилась смотреть в «правильную» сторону при переходе дороги – надеюсь, у меня будет ещё один шанс.