В Стокгольме одно плавсредство приходится на трех человек. Интересно, а какова статистика по велосипедам? Я не особенно присматривалась к велосипедистам – все шло в режиме «посмотрите направо, посмотрите налево, теперь скорее смотрите в просвет между зданиями…», но вот кто мне запомнился:
– мужчина лет 35-37, в черном корректнейшем костюме, при галстуке, в сияющих туфлях – и через плечо, как армейская скатка-шинель, надета велосипедная шина;
– мужчина на «лежачем» велосипеде, одетый, как мотоциклист, в большом мотоциклетном шлеме с тонированной лицевой пластиной;
– очень пожилая дама в велосипедном шлеме, со множеством седых локонов, рассыпавшихся по плечам;
– очень толстая дама лет пятидесяти, в развевающейся полудлинной черной куртке с капюшоном, при виде которой на память почему-то сразу приходит слово «крылатка».

Недалеко от Стокгольма на озере Мелларен есть замок Грипсхольм. Это один из самых старых замков Скандинавии, и понравился он мне гораздо больше всех остальных виденных – живой и обжитый, оставляет впечатление одной из сказок Линдгрен: цветы на каменной кладке, спокойное величие и легкое дуновение то ли чуда, то ли сказки.

Во внутреннем дворе замка находится вот такой колодец, с вот такой замечательной резьбой по камню:

Здесь можно видеть рунический камень (на котором написаны вещи вроде: «Кнют Длинный побил Эрика Рыжего…»), совсем не осеннее буйство зелени, вид на городок Марие-Фред и просто дерево – у липы был очень интересный рисунок коры.

Еще в Осло мне очень запомнились музеи полуострова Бюгдой – викингов и «Кон-Тики».

Жаль, что нельзя было прикоснуться рукой к драккарам. Я поняла, почему они для викингов были тем же, чем для арабских воинов – их кони. Я совершенно не ожидала увидеть на кораблях и предметах быта такую резьбу: тонкую, очень аккуратную, с множеством мелких деталей и очень живым выражением на лицах всех изображенных существ. Вот чего я совершенно не поняла – как можно было решиться выйти в Атлантику на таких корабликах?! Никак не ожидала, что они настолько небольшие, с такой небольшой осадкой и низкими бортами.

Около крупного торгового центра в Швеции навстречу попался мужчина с четырьмя кокер-спаниелями шоу-класса: волнистая шерсть, спадающая шелковой шалью, гладкая глянцевая спинка, закрытые специальными чехольчиками уши – три кремовых и один черный. А вот этот царственный зверь важно прогуливался рядом с хозяином по гамлетовскому замку Эльсинор (он же – Кронборг) в Дании.

При въезде в Копенгаген увидели дивную черточку: на главной улице города – бульваре Андерсена – в очень красивом доме в окне дырка – как от брошенного камня – заткнута чем-то полосатым. Столица Дании стала самым грязным европейским городом, который мне встретился. Тем не менее, что-то притягательное в нем тоже есть. По нему я тоже хотела бы побродить, не будучи стесненной временными рамками. Еще одна мелочь: сигареты продаются по талонам, и на каждой пачке надпись очень крупными буквами: «SMOKING KILLS».

Бедная Русалочка – она как символ, но не Дании, а туристского половодья: толпа жаждущих, выстроившаяся в очередь, чтобы сфотографироваться в обнимку с бедной девой вод, груды мусора вокруг, туристы, рысью бегущие к автобусам и выкинувшие её из головы, поставив галочку около пункта программы «Посмотреть Русалочку». Вообще, пользуясь случаем, скажу, что сказки Андерсена мне никогда не нравились: я всегда видела в них, в лучшем случае, поэзию отчаянной (или глухой) тоски.

В Копенгагене велосипедистов еще больше, чем в Стокгольме. Больше нигде в Скандинавии я не видела таких велосипедных стоянок – жаль, кадр не получился. Попался на глаза велосипед белого цвета, весь разрисованный легкомысленными розочками. Еще велосипедистка – очаровательная дама моих лет: в длинном черном кожаном плаще, в ботиночках на высоченных шпильках, с маленькой сумочкой. Только в Копенгагене видела специальные закрытые тележки для маленьких детей: они цепляются к велосипеду либо сзади, либо вместо рулевого колеса.

При обзорной экскурсии по Копенгагену наша гид неоднократно упоминала Глиптотеку – художественный музей, финансируемый владельцами пивоварни Карлсберг. В изложении этой дамы собрание этого музея сравнимо с Лувром, особенно хороша коллекция импрессионистов. Разумеется, я не поехала на экскурсию в пивоварню Карлсберг и в музей мадам Тюссо, а быстро-быстро отправилась в музей. В виде исключения я даже не заблудилась. Что я могу сказать… Мы, жители Питера, – набалованные счастливчики. Музейное здание великолепно спланировано, прекрасный зимний сад. Три Моне, одна очень хорошая картина Ван Гога, три или четыре картины Дега (и его 6 статуэток), очень нетипичный Гоген – дотаитянского периода – просто обычный пейзаж, его же несколько картин и пара статуэток… немножко античных статуй, бюстов и ваз… маленький египетский зал. Вот, собственно, почти и все. Я решила, что чего-то не увидела и спросила музейную смотрительницу, всё ли это или есть ещё часть коллекции – и получила гордый ответ, что ещё две картины находятся на реставрации.

На улице около музея ко мне обратилась пожилая женщина с вопросом, где находится какая-то знаменитая кондитерская. Я ответила, что здесь первый день. Дама посмотрела на меня несколько мгновений и спросила: «Saint-Petersburg, Russia?» Я остолбенела. У меня чудовищный акцент, я знаю, но после одной фразы?! Дама начала длинную и пылкую речь о том, как она любит Петербург, но тут ее спутник взял ее за плечи и повлек прочь, на прощание извиняющимся тоном сказав мне: «Она только начала».

После возвращения дня два приходилось над собой делать усилие, чтобы перейти на русский язык. Мой английский не очень хорош, но в языковой среде я переключаюсь на него почти полностью – начинаю думать и видеть сны по-английски.