Тампере для меня много лет ассоциировался с минималистичным залом ожидания местного аэропорта – а этого постыдно мало для такого интересного и красивого города. Осень – хорошее время для поездок, по налаженной схеме поехать в Финляндию – только подпоясаться да аккумуляторы к фотоаппарату зарядить.

По мере того, как я слушала рассказ гида, мне всё больше начинало казаться, что Тампере является прекрасной иллюстрацией к игре «Цивилизация» (вне зависимости от того, что понимать под этим словом: всего лишь компьютерную игру Сида Мейера или собственно построение человеческого общества): город находится на перешейке, разделяющем два озера, и на реке Таммеркоски, эти озёра соединяющей – не мудрено, что ещё в VII веке сюда пришли люди, основали поселение и постепенно стали использовать не только местные леса и воды, но и силу речных водопадов.

Финнам как-то удаётся строить города и развивать промышленность, не насилуя природу и помня о своих корнях. Символично, что знакомство с городом началось с района современной застройки Калева: на лужке около лютеранской церкви, построенной в 1966 году по проекту супругов-архитекторов Пенттиля, стоит бронзовая композиция, иллюстрирующая сотворение мира, описанное в «Калевале»: «Ильматар, творенья дева, подняла из волн колено, чтоб гнездо слепила утка <…> Вот наседкой села утка, греет круглое колено. День сидит, сидит другой день, вот уж третий день проходит – Ильматар, творенья дева, Мать воды, вдруг ощутила сильный жар в своем колене. Сильно двинула колено, покатились яйца в воду, в волны вод они упали, на куски разбились в море и обломками распались. Не погибли яйца в тине, но чудесно изменились и подверглись превращенью: из яйца, из нижней части, вышла мать – земля сырая; из яйца, из верхней части, встал высокий свод небесный, из желтка, из верхней части, солнце светлое явилось; из белка, из верхней части, ясный месяц появился; из яйца, из пестрой части, звезды сделались на небе; из яйца, из темной части, тучи в воздухе явились».

По дороге к старому центру города проезжаем Высшую народную школу (её фасад странным образом похож на новую сцену Мариинки) и культурно-досуговый центр Tampere Talo – это ещё два неотъемлемых элемента любого финского города.

Мост, на котором стоят бронзовые фигуры работы Вяйнё Аалтонена: охотник, торговец, сборщик налогов и Дева Финляндия.

Рыночную площадь – с ратушей, театром и старой лютеранской церковью – обступили дома в стиле северного модерна.

Улица, образованная такими же домами, приводит к широкой улице-парку Хямеенпусто: названной по имени племени, издревле жившего в этих местах, ведущей к музею Ленина (человека, давшего Финляндии независимость) – и к памятнику Гражданской войне, расколовшей Финляндию в 1918 году. Тампере был в самой гуще событий: оплот краснофиннов, полностью окружённый белофиннами в марте 1918 и взятый 6 мая того же года – считается, что Маннергейм отказался от похода на Выборг и взял Тампере, стараясь успеть до подхода немцев – чтобы это была только финская победа. Памятник Свободе (мужчина с мечом) укутан плёнкой. В городе много напоминаний о той войне, ещё одна стела (перед православной церковью), расколотая пополам вдоль – символ разъединившей страну войны и попытка к воссоединению.

И здесь же рядом (тоже созданные архитекторами Пенттиля) – городская библиотека и скульптурная композиция «Читающие финскую газету». Первоначально газета на финском языке писала лишь о сельском хозяйстве (остальное читателей интересовало мало), потом постепенно всё больше и больше стали публиковать материалов о финской культуре.

В истории финноязычной литературы Минна Кант является вторым, после Алексиса Киви, великим финским драматургом и прозаиком и первой женщиной-писательницей. Она писала рассказы, повести и пьесы; как автор статей для газет и журналов, бесстрашно высказывала радикальные социальные идеи; выступала в поддержку движения за трезвость и, в особенности, за организацию образования для девочек, была поборницей антиклерикального религиозного либерализма и пацифизма. С точки зрения тех, кто выступал за национальное единение и будущность Финляндии как нации, Кант представала разрушительницей, вносящий раскол, ибо подчёркивала обратную сторону национального единения: маргинализацию и культурную нетерпимость, распространяла новые идеи, расшатывающие традиционное мировоззрение. Её творчество не очень известно у нас и до сих пор исследуется и обсуждается в Финляндии, её пьесы идут в финских театрах, день рождения отмечается в Финляндии как женский день и день женской свободы.

И снова скульптуры, без которых не обходится, на моей памяти, ни один финский город: памятник труду; здесь это – «Женщина, прядущая нить». В Тампере в 1820 году шотландец Джеймс Финлейсон основал текстильную фабрику, и тогда это стало первым крупным промышленным учреждением в Финляндии. В 1830–1900 г.г. фабрика стала городом в пределах города. Её новые владельцы – семейство Ноттбеков – управляли обществом, как короли в своем собственном королевстве: они обеспечивали людям трудоустройство, жилье и еду, основали и поддерживали школу, дом престарелых, больницу и церковь.

На холме – тихий зелёный парк, детские площадки, Исторический музей в здании, где размещался штаб красных финнов. С обзорной площадки у памятника Гражданской войне открывается вид на железнодорожные пути, луна-парк и самую высокую башню в Северных странах – смотровую башню «Нясиннеула». Её 168 метров ждут нас позже.

В низинке, в зданиях «Рабочего двора» (где жили рабочие, обслуживающие конюшни), – художественный центр. Ещё рано, магазинчики открылись не все, – да и в те, что открыты, времени забежать нет.

Рядом река, затончик и… размеченные дорожки для плавания с бодрой пловчихой. Однако! сегодня последний день августа, и места наши совсем не тропические. Это «Пляж моржей» – вот откуда берётся сила финских пенсионеров…

Парк и особняк Вильгельма фон Ноттбека – владельца фабрики, сменившего её основателя. Здесь снова переплелась история Финляндии и Санкт-Петербурга: при Николае I квакеры перебирались в Санкт-Петербург развивать сельское хозяйство: они считали, что город, окружённый землёй, должен кормить себя сам. Кстати, основная часть их хозяйств размещалась около Шушар, там сохранилось их кладбище и на нём – камень, увековечивающий предоставление им земель. Многие квакеры, не выдержав нашего климата, уезжали – в том числе и в Финляндию. Владелец текстильной фабрики Финлейдсон не был квакером, но симпатизировал их идеям, и на одном из «собраний друзей» в Санкт-Петербурге познакомился с фон Ноттбеком, Раухом и Уильямсоном – эти люди организовали акционерное общество, которому Финлейдсон продал свою фабрику.

Сейчас всё текстильное производство вынесено из города, а в фабричных зданиях расположились музеи, культурные и образовательные центры, рестораны.

Через мосты выбираемся из комплекса бывших промышленных построек и споро перемещаемся к следующей цели. Краем глаза отмечаю, что и Финляндию не обошло стороной моровое поветрие обвешивать замками мосты в день свадьбы. До московского количества (когда приходится снимать замки с моста и ставить на набережной ряд металлических деревьев под замковые цели – а то ведь мост рухнет) дело не дошло, но задел имеется.

Евангелическая церковь Иоанна Богослова была построена в 1902-1907 годах по проекту Ларса Сонка. В конкурсном проекте под девизом «Аeternitas» («Вечность, бессмертие») смешались средневековая готика и мотивы финского национального романтизма. В оформлении внутреннего убранства приняли участие финские художники-символисты Магнус Энкель и Хуго Симберг. Над приалтарной частью расположен витраж Хуго Симберга, в центре потолочного свода – его же фреска-розетка «Сердце в объятиях змеи»: как символ того, что человека всегда соблазняет дьявол, надо помнить об этом и не поддаваться.

Практически по всему периметру собора идет фреска Симберга: сплетенные розы изображают гирлянду жизни, а несущие её мальчики символизируют то, как каждый из нас несет свой жизненный груз. Считается, что в мальчиках художник видел двенадцать апостолов – учеников Иисуса. С обеих сторон фреска заканчивается таинственным лесом, представляющим символ загробного мира.

С обзорной площадки башни «Нясиннеула», пусть и всего лишь с высоты 120 м (верхняя – незастеклённая – площадка, как и в Куопио, закрыта для посетителей), можно посмотреть на сад жизни – видны и зеркала озёр, и лента реки, и новостройки, и зелень парков, и веселящийся в луна-парке народ, и байкеры (и прочий странный люд), тусующиеся на рыночной площади.

А вот теперь, когда официальная часть экскурсии закончилась, можно быстро-быстро направить свои стопы в музейный центр «Ваприикки»: именно там сейчас гостит часть терракотовой армии императора Цинь Шихуанди. Этот император известен тем, что объединил Китай, велел построить Великую китайскую стену, ирригационные каналы и сеть дорог с тремя полосами (центральная полоса – для колесницы императора), а также – своим погребальным комплексом, который был построен ещё при жизни императора. Площадь комплекса – почти 12 кв. километров, в погребальном кургане императора – 81 камера, содержащая почти десять тысяч терракотовых воинов, конных и пеших, – они охраняют само захоронение, амбар и деревянные короба с терракотовыми фигурками животных, утварью и слугами: в загробной жизни императору могли понадобиться и чиновники, и акробаты, и музыканты, и птицы, в ней было место и государственным делам, и развлечениям.

Все фигуры воинов индивидуальны, нет двух одинаковых. По их лицам можно проследить этническое разнообразие императорской армии – это подчёркивало величину империи, разнообразие проживающих в ней народов и мощь императора.

Император очень много путешествовал по стране, инспектируя её различные уголки, принося жертвы в местных храмах, сообщая божествам о своих достижениях. За последние 10 лет своей жизни он предпринял пять крупных инспекционных поездок сквозь всю страну. Его сопровождало несколько сот солдат и множество слуг. Чтобы дезориентировать недоброжелателей, он посылал по стране несколько повозок, сам же скрывался за занавеской, и даже солдаты не знали, едет ли с ними император или нет.

Терракотовая армия является, помимо всего прочего, ещё и ранним примером массового производства. Более тысячи рабочих (большинство из которых похоронено в групповых могилах в окрестностях комплекса) создавали терракотовые фигуры, которые затем обжигались в печах. Весь технологический процесс показан в двух бронзовых композициях, иллюстрирующих пошаговое создание лошади и воина.

«У Властителя Цинь <…> грудь цыплёнка и голос шакала. Он безжалостен, у него сердце тигра и волка. Он <…> поглощает людей без тени колебаний и сомнений», – писал один из современников императора.

Около сувенирного магазина можно приобрести себе несколько полноразмерных копий воинов – по полторы тысячи евро за штуку, если мне не изменяет память.

В музее Гражданской войны отдельно сгруппированы экспонаты, относящиеся к белым, отдельно – к красным, нон-стоп в разных углах демонстрируются кадры кинохроники, слышны речи, стрельба, паровозные гудки. В витринах, на стенах и прямо под ногами –  фигурные инсталляции (вроде саней с трупами погибших), документы, опознавательные знаки красных и белых, фотографии, фотографии. Почему-то взгляд зацепился за лыжи шириной в ладонь и длиной не меньше трёх метров – как на них бегали?

Маленькая, но хорошо подобранная экспозиция музея игрушек очень успешно вывела меня из задумчиво-грустного настроения.

Потом все музеи закрылись, и осталось время просто побродить по вечернему городу (особенно поразила плавучая сауна: сразу вспомнилась фраза гида, что совместная поездка на рыбалку – один из финских способов отметить свадьбу).

Во время дороги мои попутчики активно обсуждали, где бы поесть ввечеру – так, чтобы и вкусно, и атмосферно: рылись в навигаторах, шуршали распечатками с рекомендациями бывалых туристов. Утром обнаружилось, что практически все наслаждались лососем в маленьких уличных кормушках-ларёчках на берегу реки.

Прохладное утро сквозь дождливую морось привело нас в Нокия – не останавливаясь, мы проехали мимо заводских корпусов современных заводов, с моста посмотрели на островок, где первоначально размещались заводские корпуса. Кстати, «нокия» – это куница, я не знала…

Но главная цель дня – Висавуори, усадьба скульптора Викстрёма. Почему-то она мне напомнила усадьбу Грига под Бергеном: несмотря на совершенно различный стиль построек, у них единая суть: неизменённая человеком природа, очень скромное внутреннее убранство дома – и место, где создаются творения.

Маленькие квадратные таблички расставлены по музею и напоминают, что не надо трогать экспонаты руками, а карикатуры и Афина-Паллада неведомого автора – со временной выставки в информационном центре при музее.

Когда-то соратник сосватал мне почитать сборник статей и рецензий сценариста, режиссера и публициста Дуни Смирновой, и запомнилась мне рецензия на «Дневник» Анны Олениной – уже сколько лет прошло, а всё она из головы нейдёт…

«…мораль ее дневников, как и дневников многих ее современниц, в том, что глупость, вставленная в оправу из хорошего воспитания, образования и незыблемых моральных ценностей, перестает раздражать и оскорблять эстетическое чувство. Глупость, лишенная вульгарности, а значит, и оригинальности, превращается в такое же лишенное экзистенциальных глубин качество, как, например, цвет волос или тембр голоса. В таком своем целомудренном варианте она прекрасно сочетается с наблюдательностью, живостью, культурной чуткостью. С нашей сегодняшней точки зрения это вообще нельзя назвать глупостью». И вот привязалось ко мне это описание глупости, «не оскорбляющей эстетическое чувство» и «лишённой вульгарности»... хотя, с другой стороны, и эта малость не так уж и плоха.

От природы мне не досталось сколько-нибудь ярких талантов: у меня когда-то было неплохое образование, меня хорошо учили – и это дало мне возможность распознавать красоту и гармонию, не имея способностей их созидать. Возможно, где-то здесь лежат корни моей любви к Финляндии. Впрочем, «люблю» – это о Питере, с его дождями, промозглой влагой и свинцовой Невой, а Финляндия – это покой, тишина, равновесие… ненадолго, чтобы перевести дух. А может быть, я вижу в ней то, какой могла бы быть моя страна? Наши земли так похожи на финские – и так по-разному мы ими распоряжаемся. Но, «взбираясь на дерево, не старайся поймать там рыбу», так что не буду искать глубину там, где её нет: это просто рассказ ещё об одном финском городе.