К Путешествиям
       
 

Из окна света не оглянешь

 
 
Возвращаюсь, качаясь, как судно к причалу,
К высокому Слову Творца.
И чем более я подвигаюсь к Началу,
Тем далее мне до конца.
(М. Щербаков)

«Сыто перекатывались от одной
достопримечательности к другой»

(из неформального описания тура,
сформулированного нашей спутницей)

 
     
 

09.06.2018. День почти первый

 
 
Каждая моя поездка имеет какое-то событие или промелькнувший образ, послужившие инициирующим толчком. В случае Алтая им стали «мыльные» фотографии со студенческой практики, выложенные лет десять назад в Живом Журнале давним знакомым: пологие зелёные холмообразные горы, бескрайнее небо, невзрачные травянистые цветочки на переднем плане. Почему-то картинка застряла в памяти вместе с идеей непременно съездить; я долго эту мысль думала… а потом, как водится, всё завертелось, за неделю образовалась компания, путёвка, билеты и списки барахла.
 
 
К сожалению, «долог путь до Типперери»: ранним утром – «Сапсан», полный индусов; затем в Москве – временное избавление в камере хранения от ядра каторжника, прикинувшегося чемоданом, и кружение по городу, заполненному Чемпионатом мира по футболу (со всеми сопутствующими его прелестями). Мигрень, ставшая привычной за последнюю сумасшедшую рабочую неделю и скворчонком стучащая в виске. Кофе, восхитительный кофе гляссе: когда горький, горячий и густой эспрессо смешивается в одном глотке с кремовой нежностью подтаявшего пломбира. Занавесь из гирлянд на улице рядом с Ильинкой: нити лампочек, как толща длинных водорослей, колышутся над головой. Магазин фабрики «Красная Заря». Красная площадь, загороженная строящимися сценическими и трибунными конструкциями к Дню России. Китайцы, болельщики, китайцы. Закрывающаяся Красная площадь: всех вежливо выгоняют, бетонные блоки с решётчатыми заборами надёжно преграждают доступ на очищаемые территории.
 
 
 
 
Парк Зарядье, битком забитый народом (за толпами местами проглядывает интересная планировка и нетипичные для города зелёные насаждения). Резкие высокие звуки надсадно звонящих к вечерне колоколов. Темная церковь, наполненная запахом свечей и ладана. ГУМ, старательно (и местами удачно) раскручивающий советскую тему. Вкусная, но, опять-таки битком набитая, жаркая столовая № 57.
 
 
 
 

Болельщики, китайцы, болельщики. Снова улица с гирляндами. Гитарист в мягкой серой кепочке легко и с улыбкой льёт с пальцев сложную мелодию. Приплясывающие и поющие болельщики из Перу, в футболках и чём-то, похожем на католическое парадное пастырское облачение – но в цветах национальной команды.
Воссоединение с чемоданом. Аэроэкспресс и дама с очень интересным и красивым лицом... в длинном велюровом лапсердаке, обильно изукрашенном крупными стразами, со стразовыми же аксельбантами.
Спать в самолёте накрылось: сперва обносили питьем, потом едой, потом собирали мусор – и опять за мной сидел ребенок, который самозабвенно пинал мое кресло: это моя самолётная карма. Среди спутников в самолёте был мальчик, который летел один: сперва в Домодедово его, с зелёной косынкой S7 на шее, передавал с рук на руки персонал, потом, в Горно-Алтайске, с большой сопроводительной табличкой на шее, его сдали получателю.
Долгое вступление закончилось. Начинается отпуск…

10.06.2018. День первый
Первое, что чувствуешь, выходя к трапу из душноватого салона самолёта, – это запах: травы живой и травы скошенной, полевых цветов и деревьев. Для меня Алтай неразрывно связан с этим удивительным и богатым воздухом.
Аэропорт находится в посёлке Майма; Горно-Алтайск (единственный город на Горном Алтае) – чуть ниже и совсем рядом. Очень уютный, малоэтажный и зелёный городок, выросший из слободы на речке Улалушке. Много детей: дети вечером купаются в фонтане, катаются на педальных автомобильчиках на площади перед местным парламентом Эл Курултай, набирают воду в источнике. Единственный диссонанс – непривычные, визгливо-базарные интонации местного телевидения, услышанного в кафе: кажется, что участники передачи сейчас вцепятся друг другу в волосы. Гид говорит, что такие интонации обычны для здешних мест.

 
 
 
 

Некоторое ошеломление от местной манеры вождения: через двойную сплошную, на красный свет – и тягостные раздумья о прелестях такого вождения на горных дорогах.
После короткой самолётной ночи очень хочется спать: сон борется с душевным подъёмом от увиденного и услышанного, поэтому впечатления носят некоторый пунктирный характер.
Светло-рыжий молодой чау-чау, по которому названа майминская гостиница «Рыжий пёс» (вот, кстати, очень рекомендую), – и неожиданно доставшийся нам люкс (при прописанной в туре категории «удобства на этаже»). Барахло сброшено в гостинице, можно начинать впитывать информацию и впечатления.

 
 
 
 
Национальный музей в Горно-Алтайске был образован в 1918 г., одним его из создателей был Андрей Викторович Анохин – учёный-этнограф и… композитор. Как и многим образованным людям рубежа XIX–XX веков, ему удавалось совмещать совершенно разнородные занятия: обучение детей музыке и пению в школе, преподавание в педагогическом училище и многочисленные этнографические экспедиции по Туве, Хакассии, Монголии, Горному Алтаю, Южной Сибири и Восточному Казахстану; он собирал материалы по шаманству и народной музыке – и стоял у истоков алтайской профессиональной музыки, был близким другом знаменитого алтайского художника Григория Ивановича Гуркина – и именно он уговорил молодого Гуркина поехать учиться в Санкт-Петербургскую Академию художеств и сопровождал его в этой поездке. Национальный музей Республики Алтай носит его имя, фасад музея украшают гигантские изображения оленей: копия татуировки на плече «алтайской принцессы».
 
   
 
 
Молодой гид в музее – стремителен и быстр: мелькают кости мамонта, предметы культуры палеолита и неолита. Рассказ о Пaзыpыкcкой культуpе (apxeoлoгичecкaя культуpa жeлeзнoгo вeкa (VI—III вв. дo н. э.), пpичиcляeмaя к «cкифcкoму кpугу», ocнoвныe нaxoдки пpeдмeтoв кoтopoй были cдeлaны в Гopнoм Aлтae) дополняется воспоминаниями о лекции 35-летней давности вокруг эрмитажных витрин. Скифские воины, войлочные украшения для лошадей и всадников скифской знати. Сарматы. Хунну. Кочевники. Непрерывные войны. Тюркский каганат. Уйгуры. Средневековье – Джунгарское ханство. Начиная с XVIII века – русские переселенцы. Алтайцы – тюрки (как и тувинцы, как и якуты – у этих народов много общего).
 
 
 
 

Разные виды письменности. Украшения (1 каури = 2 быка). Традиции. Верования: шаманы, бурханская («белая») вера, старообрядцы.
Зал, посвящённый «алтайской принцессе». На самом деле, она и не алтайская, и не принцесса: в конце IV в. до н. э. знатная скифская женщина, принадлежавшая к так называемому «пазырыкскому обществу», умерла во время путешествия через плато Укок. Её похоронили по всем правилам: в деревянном саркофаге с кожаными аппликациями оленей, положив рядом курильницу с семенами кориандра, а под поясницу – войлочный мешочек с китайским металлическим зеркалом. Погребальная камера со временем заполнилась нетающим льдом, который помешал разграбить захоронение и позволил сохраниться мумии. Кожа женщины покрыта татуировками, набитыми иглами с сажей: грифон, олень, барс с закрученным хвостом; её одежда богата и разнообразна, подтверждая обширные торговые связи того времени: красная юбка, белая шёлковая блуза из индийского шёлка-сырца, сложный головной убор, сапоги-чулки. То, что обычно видят туристы – макет и манекен. Сама мумия хранится в особых условиях, её можно увидеть только раз в месяц – на растущей луне.

 
 
Отдельный зал посвящён истории создания Чуйского тракта: по нему будет, в основном, лежать наш дальнейший путь. Когда-то это была вьючная тропа через горы, сейчас – асфальтовая дорога по одной полосе в каждую сторону – но с первых лет тракт являлся главной транспортной артерией Алтая. Начало строительства: конец XIX – начало ХХ века, окончание строительства – 1 января 1935 года. Протяжённость – 963 км. Строился с колоссальными сложностями и большим трудом, и по сей день, несмотря на очень приличное состояние, крайне опасен в погодном плане: узкий, много поворотов и перевалов, снега и туманы.
 
 
Залы, показывающие флору и фауну Алтайских гор: окаменелости, чучела животных, спилы деревьев, орех-чилим – современник динозавров, местные эндемики (вроде кандыка). Обереговые сувениры часто делаются из дерева: «дерево – оно жило давно, оно всё о нас знает». Стенды с портретами и краткими рассказами об исследователях этого края.
 
   
 
 
На стене – рельефная карта Горного Алтая и герб республики: на фоне вечного синего неба громадный грифон, олицетворяющий собой священную солнечную птицу, распростерши крылья, охраняет покой, мир, счастье, богатство родной земли, покровительствует зверям, птицам и природе. Над ним – белые треугольники трёхглавой священной горы Белухи, с боков и под ним – орнаментальная вязь рек Бии и Катуни сплетается в Телецкое озеро, над которым золотистый таганок: символ Родины, крепости и вечности родного дома.
 
 
Целый этаж посвящён местному изобразительному искусству. Имена мне незнакомы: когда-то попадалась маленькая заметка о кумандинце Николае Анатольевиче Чепокове, известном под именем Таракай, запомнились его сложные и своеобразные рисунки – что-то похожее есть и здесь, но под другим именем.
 
 
Много работ уже упоминавшегося художника Г. И. Гуркина: алтаец, на рубеже XX века он уехал в Санкт-Петербург, учился и жил в семье художника Шишкина. В 1903 году вернулся на родину, добавил к фамилии название своего рода-сёка (Чорос-Гуркин), был проводником у Рериха, в 1912 году с другом-художником Кузнецовым зарисовал и опубликовал петроглифы Калбах-Таша, к 1915 году объездил с выставками всю Сибирь и стал признанным классиком сибирской живописи. В 1917 г. призывал выделить Алтай в отдельную республику, чуть не был расстрелян при Колчаке за сепаратистскую деятельность, бежал в Монголию, а затем в Туву, вернулся в Советскую Россию, создал рисунки к алтайскому букварю, иллюстрировал народный эпос. И продолжал писать картины. В 1937 году Гуркин был арестован и расстрелян по обвинению в организации подпольной националистической группы и шпионаже в пользу Японии.
 
 
 
 

В музее несколько раз пересекаюсь с пожилой женщиной-алтайкой с пятью детьми от семи до двенадцати лет: они рассматривают картины, беседуют о художниках, об истории Алтая и о том, как он вошёл в состав России.

В высоком светлом вестибюле воссоздана модель аила – национального жилища алтайцев – и тюрт – территория с хозяйственными постройками, прилегающая к аилу. Дверь жилища всегда располагали на восток, на солнце. Аил внутри разделен на две половины: мужскую (слева от входа) и женскую (справа). Мальчики до 12 лет живут на женской стороне. Очаг в аиле – символ женского начала, и по сию пору к огню сохраняется уважительное отношение. Очаг в аиле положено кормить: мужчина и женщина разводят огонь каждый со своей стороны, бросают в него мясо и сыр, сбрызгивают арачкой (местная молочная водка). Когда луна обновляется, выносят золу; до этого дня старую золу сдвигали в холмик («кюль обо», «голова огня»), на него кропили молочную водку. Просили благополучия для планеты, потом – для рода, потом – личное (алтайцы зациклены на благопожеланиях, у них есть таковое на любой случай). В аиле традиционно делается низкий вход: входят – кланяются огню, выходят – кланяются солнцу. Под порогом обитают духи умерших.

 
 
У дома – коновязь, сакральный мужской символ: она соединяет три мира (верхний, нижний и средний), по ней определялось социальное положение хозяина (а богатство и поныне исчисляется по наличию скота и по наличию детей). Если приезжает гость – мужчина должен выйти из дома, встретить гостя, взять за поводья, привязать коня. Если при нападении разрушали аил, но оставалась коновязь – она считалась символом возрождения. Коновязь разделена на шесть отрезков, в соответствии с жизненными циклами: алтайцы считают, что человеку отпущен срок в 72 года (соответственно, и день рождения отмечали один раз в 12 лет):
 
 

– от рождения до 12 лет – время обретения свойств, ребенок должен осознать, что он повзрослел, у него появляется ответственность за соответствующую работу по дому;
– от 12 до 24 лет – время становление личности в связи с родителями. Считается, что до 24 лет нельзя терять энергетические связи с родителями: человек может потеряться. В 24 года заканчивается юность, нужно получить образование и создать семью, появится другая ответственность: за вторую половину и будущих детей;
– от 24 до 36 лет – время обретения своего места в жизни, возраст самостоятельности и стойкости, «время белки» – когда человек скачет, как белка, и, как белка, из миллиона зёрнышек находит своё зерно. Родители уже немолоды и не в состоянии поддерживать, как прежде. Собственные дети находятся в том критическом возрасте, когда больше всего создают проблем. Этот возраст требует особенной твердости духа, нужно прочно стоять на ногах;
– от 36 до 48 лет – время зрелости: достигнуто материальное благосостояние, дети создают свои семьи. В этом возрасте отцу семейства как никогда важно подавать положительный пример своим взрослым детям. Если человеку меньше 48, он не может давать советы. В промежутке между 36 и 48 годами человеку, если он это заслужил, дается другое имя в знак уважения. До 48 лет женщина должна знать своё место, до этого возраста она должна передать детям всё, что знает, – а вот после 48 может делать всё, что захочет (в том числе и то, что не входит в круг женских занятий): например, ходить на охоту;
– от 48 до 60 лет – время мудрости. С высоты прожитых лет человек начинает осознавать прежние ошибки, у него появляется иной взгляд на человеческие ценности. В этом возрасте нет суеты, много свободного времени для размышлений. С тем, кому больше 60, нельзя пререкаться, он в любом случае прав: если человек столько прожил, он это заслужил. Это юбилей, собираются родственники, накрывается дастархан, богатое угощение;
– от 60 до 72 лет – время старости и болезней, время угасания;
– 72 года – конец жизни. Человек, проживший более 72 лет, становится вне време­ни. Алтайцы считают, что до 72 лет человек живет на земле, если проживет больше – в космосе: переходит на другой, более высокий духов­ный уровень. Иногда, правда, считают, что если человек прожил более 72 лет – он отнимает от ребёнка или кто-то/что-то его держит: кому-то он нужен. В любом случае, жизненная программа исчерпана: «чак» длиною в 72 года прожит. Генетически алтайцы – не долгожители, сейчас средняя продолжительность жизни – 64 года (хотя, конечно, сказывается и тяжёлая жизнь, и почти поголовное пьянство, и отсутствие полномасштабной медицинской помощи). Верхушка «чакы» (коновязи) указывает направление дальнейшего пути – вверх. При зачатии человеку даётся набор талантов – но они не его собственность, он должен отдать их обратно через себя. Если не отдал, то ему даётся 2–3 дополнительных цикла. В алтайском понимании, талант – по смыслу ближе к предназначению, а знания без интуиции – ничто.

С погребальными сооружениями связаны многочисленные каменные изваяния, являющиеся уникальным проявлением ритуальной традиции древних тюрков: в скульптуре ваятель старался передать черты лица умершего человека. Перед аилом на гравийной полоске выстроился рядок таких изваяний.
 
 
 
 

Продолжаем экскурсию по городу.

Несколько сохранившихся низкоэтажных купеческих домов. Неизменный памятник Ленину.

 
 
 
 
Город разрастается, ровного места немного, теперь строятся «по ложкам». После войны чрезмерной пахотой вокруг Горно-Алтайска нарушили почвенный слой: пошли сели, тогда склоны вокруг города засадили соснами.
 
 
В древности, когда шли на охоту, брали с собой сказителя-кайчи: считалось, что он не может пересекать границы между мирами, как шаман, но может разговаривать с духами сквозь границы миров. Одного из таких кайчи будущему сказителю Николаю Улагашеву посчастливилось увидеть и услышать в детстве. Несмотря на то, что в юности Улагашев ослеп, за свою жизнь он сочинил 74 эпоса. В 1989 году на одной из улиц Горно-Алтайска, в окружении темных пихт, был установлен монолит из белого мрамора – памятник сказителю Николаю Улагашевичу Улагашеву.
 
 
Прямо на одной из городских улиц, среди деревьев, бьёт источник. Над ним – скульптуры. Набирающий воду ещё не юноша, но уже не мальчик – сам, как точёная статуэтка.
 
   
 
 
 
 


Влажная жара, парит.
Впервые за все мои путешествия встретившаяся схема питания: «Вы заказываете в кафе то, что хотите, а турфирма это оплачивает».
Алтайцев крестил св. Макарий. Все алтайцы – православные христиане, прилежно ходят в церковь, но в глубине души – они по-прежнему язычники синтоистского толка. Этнографы утверждают, что алтайцы – единственный народ в мире, сохранивший исконную первобытную религию. Когда дело касается личного, сокровенного – они идут на лужок на возвышенности, молятся. Белый Шаман отвечал на вопрос, как молиться: «Можно не молиться, можно молчать – главное в душе». В просьбах не подписываются, ибо Бог знает.

 
 
Очень мягкий говор молодого, крупного и сильнобородатого мужчины, сидящего на крытом крылечке бревенчатой церкви, благодушно обсуждающего погоду.
 
 

Неожиданная гроза загнала нас в гостиницу раньше времени – коль так уж вышло, то потребив (пока не остыл) взятый из кафе ужин, я прилегла на часок: слегка подремать перед тем, как заняться «походными» хлопотами и своими записками... и 3,5 часа просто выпали из осознанной реальности. Я не слышала ни сторонних звуков, ни будильника, ни звонков телефона, свалилась поверх покрывала – и еле успела снять ботинки перед тем, как вырубиться. Одно из самых сильных для меня удовольствий – это проснуться, осознать, что время ещё есть, и сладко заснуть снова. А впереди – целая неделя красивых мест, интересных рассказов и новых впечатлений.

11.06.2018. День второй
На территории Горного Алтая находятся пять объектов ЮНЕСКО:
– гора Белуха (наивысшая точка Алтая (4509 м) и всей Сибири, священная гора для всех окрестных народов);
– плоскогорье Укок;
– два биосферных заповедника (Aлтaйcкий и Kaтунcкий);
– Телецкое озеро.
Посетить мы сможем только Телецкое озеро, но увидим (хотя бы издалека) почти все.
Гора Бобырган – одна из первых заметных вершин Алтая на границе равнинной и горной части республики. Одна из версий происхождения названия – чьё-то личное имя (например, так: была у хана Алтая дочь Катунь. Полюбила она юношу Бия, и сбежали они вместе. Послал хан за ними девять воинов – боги превратили их в пороги, а богатыря Бобыргана, который попытался схватить беглянку, – в гору. Проклял отец беглецов – и превратились они в реки). Ещё одна версия – на алтайском это слово означает белку-летягу: зверька, который перед ненастьем сильно беспокоится и издаёт своеобразные звуки; если вершина горы Бобырган хорошо видна, то будет ясно; если вершина не просматривается – это к ненастью.
От Горно-Алтайска по Чуйскому тракту едем на юг вдоль Катуни. Сейчас по реке идёт паводковая вода с ледников: совсем непрозрачная, жёлтовато-нефритовая – куда там до обещанной бирюзы! Когда в верховьях спадёт вода, там станут видны родники, питающие реку, – их называют «Глаза Катуни». За окном мелькает поворот на Айский мост через Катунь – он соединяет Республику Алтай и Алтайский край; с того момента как мост стал частным, движение по нему платное: 50 руб. в одну сторону.
Пообочь дороги много мемориалов, посвящённых памяти погибших в Великой Отечественной войне: 2/3 ушедших с Алтая не вернулись назад. Даже в маленьких посёлках – очень ухоженные памятники с поимёнными списками. Алтайцы обычно не умеют плавать, но в Усть-Кане пять Героев Советского Союза, и все получили награду за форсирование водных преград – это ли не истинная храбрость? Служба в армии или в органах внутренних дел – важная деятельность для местных мужчин, местные СОБР и ОМОН почти полностью укомплектованы алтайцами: многие хорошо владеют разными видами борьбы (самбо, дзюдо, греко-римская борьба – в этих видах спорта много чемпионов) и обладают внутренней дисциплиной.
В здешних краях есть определённые сложности с логистикой: Чуйский и Телецкий тракты узкие, но в неплохом состоянии, прочие дороги заметно хуже, а вот железная дорога есть только до Бийска; обсуждается прокладка ж/д путей от Бийска до Горно-Алтайска (ещё 100 км), но на дальнейшее строительство наложен абсолютный запрет: местные жители боятся, что разорят и загадят исконные земли. Китай предлагал провести газ через плато Укок – Курултай отказал, ибо это священная земля. Отсутствие подъездных путей сдерживает развитие промышленности и горнодобывающей отрасли: в здешних горах есть законсервированные месторождения железной руды, свинца, каменного угля, железа, золота, ртути, но разрабатывается только золотое месторождение, где золото находится в «карманах» в глине. Промышленности нет. Два года назад Горно-Алтайск признали самым чистым городом России.
Ситуация с работой в республике ужасающая: массовая безработица, заработать хоть как-то можно лишь в сезон (а туристическое лето здесь чуть больше двух месяцев). Основная масса людей живёт почти чистым натуральным хозяйством; главные траты – электроэнергия, дрова, товары детям для школы. Вплотную к тракту подступают стихийные и организованные сувенирные рынки, ларёчки и лотки с едой, мёдом, копчёной рыбой; на деревьях и столбах прикручены рекламные щиты турбаз и гостевых домов. Жёсткая конкуренция порождает изобретательность: названия турбаз «Топ лес», «Майами» (на выезде из Маймы), «Клёвая поляна», «Простоквашино Нью» и «Рублёвка» заставляют улыбнуться, а неожиданными слоганами можно зачитаться: например, «Усыновляем дикарей», – обещает турбаза; «Пока вы отдыхаете, Андреич бродит», – сообщает реклама пива; чайная «Синюха» навевает ассоциации и с «напиться до синих крокодилов», и с бажовским «Из земельного богатства, сказывают, одно чисто да крепко. Это когда бабка Синюшка красной девкой обернется да сама своими рученьками человеку подаст. А дает Синюшка богатство гораздому да удалому, да простой душе. Больше никому.» У дороги гостиница «Тихий дворик»… и окна замурованы.

 
 
Чем торгуют на бесчисленных рынках вдоль дороги: шкуры, войлок, декоративные поделки из дерева, вязаные шерстяные вещи, величайшее многообразие чайных сборов из алтайских трав, бубны, изделия из керамики и местных поделочных полудрагоценных камней, комузы (алтайский аналог варгана) в затейливых футлярах, неожиданно много разных ловцов снов: тут сразу вспоминаются слова гида о генетической близости коренных алтайцев и американских индейцев(!). На Чемале слышали осовремененный вариант местного горлового пения в ритме поп-музыки (до сих пор жалею, что не купила диск, – уж больно задорные мелодии!)
 
 

Думаю, что многие мои сверстники и люди поколения наших родителей помнят песенку «Манжерок» в исполнении Эдиты Пьехи. В 1964 г. под Горно-Алтайском проходил слёт советско-монгольской дружбы, в небольшом селе Манжерок под Горно-Алтайском была создана горнолыжная база – для популяризации базы и мероприятия в целом и была написана песня. Сегодня зелёные – летние – просеки горнолыжных трасс видны на другом берегу Манжерокского озера.

 
 
 
 
«Бирюзовая Катунь» – большой туристический комплекс на берегу одноименной реки. Здесь есть и турбазы, и пляж на берегу искусственного водоёма, и разнообразные кормильни на любой вкус и кошелёк (кофе! какой там армянский кофе!) Природные достопримечательности (вроде Авдинских пещер, промытых в известняковом массиве на один и на пять километров и сохраняющих уникальный микроклимат со стабильной температурой +4ºС на протяжение всего года) перемежаются с созданиями рук человеческих – взять хотя бы пресловутый памятник Джону Леннону, не к ночи будь помянут.
 
 
 
   
 
 
 
 
По местным меркам, середина июня – это поздняя весна (предыдущую группу на каком-то из перевалов вообще накрыло снегом), так что бирюзовой Катунь станет ещё не скоро – обычно «коренная вода» идёт до 25.06 – но зато можно насладиться коротким периодом цветения местных растений, большую часть которых я знала только по названиям: аквилегия, разные колокольчики, кандык, лилия-саранка с узкими кудрявыми лепестками, венерин башмачок, полевая гвоздичка, что-то смешное бобовое, таволга, алтайская спирея и шиповник.
 
 
 
 
Около грота Ихтиандра на открытой площадке над рекой – памятник Н. К. Рериху: его имя будет не раз звучать во время поездки.
 
 
 
 
Ещё одна достопримечательность комплекса – показательная пасека. При входе всем выдают шляпы пчеловода, но пчёлы здесь какие-то неправильные (не подумайте плохого, я вовсе не жалуюсь и даже всячески приветствую их такое поведение, но странно всё это): как и местная сторожевая собака, они неагрессивны и позволяют подходить близко, изучая обустройство фабрики по производству уникального продукта.
 
 
Считается, что местные пчёлы производят необычайно качественный мёд – так как зимы здесь долгие и суровые, то перед закладкой в соты пчёлы подвергают мёд многократной естественной ферментации. Величина, характеризующая уровень ферментации, называется диастазное число; как правило, этот показатель для мёда в средней полосе России не превышает 15. Диастазное число местного мёда практически предельное – 45.
 
 
 
 
 
Мёд я почти не ем, но любопытна, так что изучала всё с великим интересом:
 
 
и пчелиную поилку, где в воду добавляют морскую соль,
   
 
и воскотопку, где весь нагрев обеспечивает солнце (а восковые остатки используют для настаивания медовухи),
 
 
и омшанник – нечто вроде землянки-погреба (заглублённого в землю бревенчатого сруба), вокруг которого растёт на террасных грядках клубника,
 
 
и домик снотерапии, где можно выспаться на ульях, отделённых от лежанок только частой сеткой: считается, что запахи и низкочастотные звуки способствуют оздоровлению и восстановлению нормального сна.
 
  На выезде с пасеки с обзорной площадки открываются виды на долину Катуни.
 
 
 
 

Были времена, когда Горный Алтай не только не был вторым с конца регионом в России по доходности, но и полностью сам себя обеспечивал. Чем тогда зарабатывали:
– главная статья доходов – папоротник: его поставляли в Японию;
– хмель;
– черемша;
– совершенно великолепные ягодные вина естественного процесса брожения (черёмуха, черноплодка, облепиха) – их поставляли даже в Болгарию;
– горноалтайские бальзамы на местных травах. Раньше были на спирту, сейчас делать так запретили – так что они, в основном, на сиропе; в аэропорту видела порционные бутылочки с сухой смесью трав внутри – «просто добавь спирта»;
– продукты мараловодческих хозяйств.

 
 
«Карым» в переводе означает «яма». Когда-то это был государственный мараловодческий совхоз, потом его выкупили, и сейчас это частное предприятие. Персонала немного, так что случаются дни – как в наш приезд – когда охранником на воротах стоит сам директор.
 
 
Удачно или неудачно – но наш визит выпал на день, когда рога не срезают: это шумное и кровавое зрелище. Стада пасутся в отдалении от основной площадки, так что порассматривать можно только трёхлетний молодняк.
 
 
 
 
 
 
Если не подкармливать, то на одного марала нужно два гектара пастбищ. В Кармыском хозяйстве на 10 тысячах гектаров, огороженных 40 километрами трёхметровой изгороди, летом бродит по выпасам тысячи полторы маралов, из них чуть меньше 700 – рогачи. По зиме стада переводят в загоны и подкармливают овсом и сеном. На Алтае природа всегда рядом, и очень часто она заходит в гости; мараловоды различают медведя воспитанного и невоспитанного: первый поднимает сетку, пролезает – и опускает её за собой, второй же просто рвёт ограждение. При весе взрослого самца-марала в 400 кг поддержание ограждений в должном виде (даже без помощи медведей, вне зависимости от уровня их воспитанности) – тяжкий труд: самцы марала, найдя покосившийся столб, в очередь начинают на него прыгать – пока не собьют (а если сделать ограду ниже 2,5 м, то её – просто и не заморачиваясь – перепрыгнут).
 
 
 
 

Самое ценное в алтайском марале – это кровь: алтайские травы насчитывают более 300 эндемических видов, на таком корме кровь содержит большое количество аминокислот и биологически активна. Проще готовить препараты-вытяжки из пантов, хотя есть и пантогематоген, и прочие препараты крови. По весне у самцов горных оленей отрастают рога: они покрыты нежной пушистой кожицей, пронизанной кровеносными сосудами. К осени кожица высохнет, и маралы её счешут, готовя к боям своё острое и мощное оружие – которое сбросят к зиме, по окончании гона. В мараловодческих хозяйствах с мая по август срезают панты: животных отбивают от общего стада, перегоняют в подготовительный загон и сутки дают отдохнуть. Затем утром поодиночке по коридору перегоняют в станок: там толстые боковые валики сжимают бока марала, пол опускается (чтобы лишить оленя возможности выскочить); человек садится ему на спину, перевязывает верёвками панты у основания, двумя ремнями – под шею и на морде – фиксирует голову и спиливает рога одноручной пилой. Этот процесс пробовали осовременить, используя электролобзик, но животные пугались, и пришлось вернуться к дедовскому способу. Срезы присыпают, оленя освобождают.
В среднем пант весит 12–13 кг, максимум – 15 кг (при содержании стада в горах рога тяжелее), а на природе их вес достигает 20–25 кг. У старых самцов рога не отваливаются. Кончики свежеспиленных рогов совсем мягкие – как теннисный мячик. Спиленные панты взвешивают, развешивают в сушилке, затем 6 раз на 2–3 минуты опускают в ёмкость с кипятком, просушивают и ещё два раза повторяют цикл варки, после которого рядами в несколько слоёв развешивают в ветровой (большое и длинное здание, где стены сложены из досок с зазорами и сетки). Просушенные панты выдерживают в жаровой при 80ºС, чтобы кровь внутри запеклась. Все препараты делают из высушенных рогов, отвар от циклов варки идёт на пантовые ванны.

 
   
 
 
 
 
Всех приезжающих в Карымское мараловодческое хозяйство встречает и провожает старый як Яша: свою жизнь он провёл на турбазе, развлекая туристов, а теперь философски наслаждается пенсией на горном склоне.
 
 
Заезжаем в Чемальский район: на склонах появляются вековые сосны, горы становятся острее; то здесь, то там среди зелени мелькают скальные выходы. Горы Верблюд и Луковка: в туман кажется, что Верблюд пьёт воду, а Луковка похожа на означенный овощ. Повсеместно бродит скот: овцы, кони, коровы. Местные кони намного красивее казахских табунов с плато Ассы, местные коровы более мелкие и поджарые, нежели наши, отечественные (да и по окраске сильно отличаются: почти нет рыжих и чёрно-белых, очень много нежно-палевых, цвета ряженки – как в Карпатах). Скотина совершенно наплевательски относится к правилам дорожного движения, машин не боится и зачастую плотно блокирует дорогу. Видимые с дороги склоны простёганы узкими овечьими тропками.
 
 
 
 
Есть легенда, что Иоанну Богослову приснились два острова с храмами: греческий Патмос и ещё один, на большой реке. В своих трудах он описал это видение, и в начале XIX века старый священник отец Парфений долгое время бродил вдоль Катуни, в поисках того самого острова. Алтайский остров Патмос обрывистыми берегами возвышается над бурным течением реки, сжатой высокими скальными стенами. Старый храм сгорел в 20-е годы прошлого века, но московский фотохудожник Виктор Павлов был так восхищён и красотой этих мест, и их духовной историей, что в 2004 г. финансировал постройку новой церкви по старым чертежам, на месте утраченной. Деревянные мостки с высокого берега выводят на подвесной мост, который упруго раскачивается от шагов; небольшую площадку перед храмом почти затопили цветущие кустарники и травы, в маленькой церковке, сложенной из тёмных кедровых брёвен, пахнет ладаном и пляшут язычки свечного пламени.
 
 
 
 
 
 
Вернувшись назад, оборачиваешься и бросаешь взгляд на остров – и из зелёно-белой цветущей спиреи проступает высеченное на сером камне изображение Богородицы.
 
 

И тут же рассказывают легенду:
Давным-давно на Алтае жил могучий и прославленный богатырь Сартак-пай, но постоянно слышался ему плач зажатых камнями алтайских рек. И решил он им дать дорогу в океан. Позвал Сартак-пай сына, послал его на юг, а сам пошёл на восток. Указательным пальцем тронул богатырь берег озера Джулукуль – и следом за его пальцем потекла река Чулышман (может, поэтому Чулышман – единственная река края, которая течёт в каньоне? остальные текут по плоским долинам), в эту реку устремились все окрестные речушки и ручейки, все подземные воды и ключи. Повёл он реку к склонам Артыбаша. Здесь Сартак-пай остановился в ожидании сына. Чёрный дятел полетел к горе Белухе искать Адучи-Мергена, около Усть-Коксы догнал он сына Сартак-Пая: тот вёл Катунь всё дальше и дальше к западу, но дятел сказал, что отец ждёт в Артыбаше. Силач тотчас повернул Катунь на северо-восток. Дожидаясь своего сына, Сартак-пай три дня держал указательный палец в долине, за это время к нему под палец натекло Телецкое озеро. Наконец сын привёл сюда реку Катунь. Повели они Бий и Катунь в широкую Обь, и эта река понесла воды Алтая в далёкий Ледовитый океан.

 
 
Сартак-пай решил проверить, удобно ли для людей провёл сын Катунь. Около реки Чемал стояла гора Сугун-Туу, там река делала крутой поворот: Адучи-Мерген не смог расколоть гору. Снял Сартак-пай с плеча лук, натянул тетиву и пустил стрелу. Сугун-Туу раскололось надвое: один кусок упал ниже реки Чемал, на нём тут же вырос сосновый бор Бешпек. Другая половина Сугун-Туу до сих пор стоит над Катунью.
 
 
От острова Патмос мы идём по утоптанной тропе над рекой. Слева крутой травянистый склон и лес, справа, далеко внизу, – Катунь. Припекает солнце, слегка пылит дорожка, на ней выступившими под кожей венами вспухают корни. К моему величайшему счастью (и немалому удивлению) нет гнуса – совсем нет, даже завалящего комарика, и это при том, что рядом – в 100 км – в Бийске их полно; говорят, что к концу лета, когда вода в реках спадёт и потеплеет, немного может появиться, но пока можно наслаждаться. Внизу вода свивается в петли, завязывается в бочки и узлы, бурлит и клокочет. Отважно выгребают на ярких плотах рафтеры, их кружит, несёт в затоны и прижимает к скалам. От нашего берега отходит лодка и застывает посередине потока: средних оборотов двигателя хватает только на то, чтобы не сносило течением. Но вот мотор взвыл так, что его стало слышно даже за шумом реки, – и лодка ушла вверх по течению.
 
 
 
 
 
 
 
 
Верхом подходим к месту впадения Чемала в Катунь. Цвет воды в реках заметно отличается: Чемал меньше, паводок в нём уже почти сошёл, воды очистились – и тёмно-зелёное устье издалека заметно на мутном полотне большой реки. На другом берегу притока на дереве укреплена тарзанка, и здоровенный детина с громким воплем плюхается в зелёную заводь.
 
 
 
 
Крупное село Чемал («Муравейник») получило своё название от большого количества мелкого скота, пасущегося на склонах. На редкость мягкий для здешнего региона климат позволяет развести сады… и устроить туберкулёзные санатории. Мягкий климат Чемала привлекал лёгочных больных, в 1935 году руками заключённых женщин была построена Чемальская гидроэлектростанция: вырабатываемой ею электроэнергией можно было осветить одну улицу села и Чемальский санаторий. Плотина электростанции сдерживает Чемальское водохранилище (в 2014 году трещина в плотине стала причиной наводнения).
 
 
 
 
Дальше природные красоты почти закончились, мы идём сквозь очередной рынок: на нём главные товары – чайные сборы от любой хвори и для укрепления всего, что есть в организме, ловцы снов диаметром от монетки до хорошего арбуза и кедровые хозяйственные досочки с высокохудожественными выжженными картинами и зверями. От какого-то прилавка к нам кидается шумная, неопрятная и неприятная пожилая женщина-гадалка, бессвязно ругаясь и вопя, что наш гид не водит к ней туристов. Становится людно, жарко и пыльно.
 
 

За день мы набегались по жаре, насмотрелись всякого разного и интересного, наполнились разнородной информацией. Очень хочется отдохнуть – и большой нарядный гостиничный комплекс, с орлами на золочёной ограде и львами при входе кажется вожделенным приютом.

 
   
 
 
 
 

Увы, внешность обманчива: неприветливый охранник во дворе раз за разом бормочет своё «Чего вам?», напрочь не понимая ответа нашего водителя, при регистрации мы расписываемся в трёх журналах по технике безопасности, нам многократно и назойливо напоминают, что в отеле белоснежное бельё и за грязь на нём взымают дополнительную мзду… наконец мы вваливаемся в номер. Резная тёмная деревянная мебель, большая ванна, общая лепота и благорастворение воздухов… и гостиничный бассейн под окнами. Отель, в основном, привечает не транзитных туристов, а живущих постоянно – в этой-то мелкой детали и скрывался дьявол. До одиннадцати вечера в бассейне плескались дети, потом пришли взрослые: мягко рокотали мужские голоса, завлекательно смеялась в голос женщина, позвякивали ёмкости для напитков. Я всё больше и больше напоминала себе очень злую пчелу, так как в отсутствие кондиционера закрыть окно не было возможности. Потом народ схлынул в номера… и пришли товарищи, не нуждавшиеся в женском обществе, – они раз за разом «бомбочкой» гукались в бассейн, шумно обсуждая свои достижения. Потом к ним добавились звонкие женские голоса, потом все куда-то сгинули и наступила благословенная тишина… В два часа ночи на противоположной стороне отеля запустили фейерверк – на тот случай, если там кто заснул. В четыре часа ночи некие альтернативно-одарённые сограждане начали дразнить собак в окрестных домах и довели их до истерики. А в семь утра этот кошмар закончился, и наступило время вставать, с тоской вспоминая тихий уют майминского «Рыжего пса».

12.06.2018. День третий
В отдалении стали появляться снеговые вершины, рядом с дорогой видны кедры и лиственницы. Горные ели здесь пушистые – в отличие от узких казахстанских. Крупные оранжевые купальницы (жарки) вспхивают на лугах вдоль дороги. В посёлке Усть-Сема пересекаем Катунь.

 
 
 
 
 
 
 
 
На другом берегу речки, укрывшись зеленью, цветёт дикий пион.
 
 
Через полчаса проезжаем посёлок Черга, в нём расположился магазинчик от местного маслосырзавода. Ценник – совершенно смешной: сливочное масло – 440 рублей за килограмм, сыр – 330 руб./кг. Пармезана нет – «весь раскупили, будет в августе». Набираем на пробу разных сыров, масла, буханку-кирпичик белого хлеба. Несмотря на то, что завтрак был совсем недавно, останавливаемся сразу за селом, в лугах у излучины маленькой речки Сема, сервируем стол на лонгборде нашего водителя: буханку режем вдоль, выкладываем на ней композицию из масла и сыра, дружно фотографируемся с этим циклопическим бутербродом – после чего его быстро делим и с урчанием поедаем, запивая компотиком из термоса нашей заботливой сопровождающей. Что я вам скажу, товарищи… нищета – это ужасно, но когда нет денег на пальму, сыр и масло делают из того, что мимо пробегало и жевало местную травку. Такие сыр и масло нам в мегаполисе и не снились.
 
 
 
 
 
 
 

Семинский перевал – как дверь в скале. Сейчас он разделяет Центральную и Северную Азию, а когда-то был границей между цивилизацией и диким Алтаем. Перевал является своеобразной демаркационной линией: до него картошка ещё успевает вызреть за лето, а дальше – нет: там климат гораздо суровее (чуть позже я о нём ещё расскажу).

 
 

С перевала видна гора Сарлык.

 
 

Тренируются биатлонисты, в стороне видна база олимпийской сборной – к ней бодрой трусцой удаляются два товарища в ярких костюмах. У кустов рядом со стелой в честь 200-летия добровольного присоединения Алтая к России привязаны оседланные лошади группы эко-туристов.

 
 
 
 
Рыночек со стандартным набором товаров – но на одном лотке что-то странное, совсем инопланетного вида: округлые, с прорезями, металлические изделия богатых цветов, выглядывающие из чехлов, как плечо красотки из меха. Оказывается, это глюкофон – музыкальный инструмент, издающий потусторонние мелодичные звуки.
 
 

Едем в сторону Белухи. Горы в Усть-Канском районе очень интересной формы – почти треугольные (как акульи зубы), невысокие, или очень зелёные, или опушённые по краю реденькими ёлками. На лугах травяной покров более жидкий, чем по ту сторону Семинского перевала: и пониже, и с проплешинками.

 
 
 
 
 
 
 
 

Усть-Канский район одарён гораздо более холодным и ветренным климатом, нежели его сосед Усть-Коксинский, лежащий с другой стороны горного хребта; тем не менее, люди в Усть-Кане богаче: там выпадает меньше снега – соответственно, многочисленным стадам, отарам и табунам легче добывать траву зимой. Местные лошади «тебенюют» (копытами выбивают траву из-под снега), спят на снегу. Навык это полезный, ибо лет пять назад в конце июля здесь выпал град «корове под брюхо». Зимой мороз –45ºС может стоять неделю-две. Из-за особого климата местные овцы дают очень тёплую шерсть. Часть коров выглядят совсем дикими – это «подсосные»: человек их не доит, они кормят телят на выпасе. Молочных коров на ночь загоняют домой. Лошади гнедые, вороные, много пятнистых в мелкую крапинку – чубарые, здешняя порода.

 
 
 
 

Дрова раскалывают не на поленья, а на пластины – так дольше горит, поленицы громоздятся на каждом подворье. Зерновые растят, в основном, на фураж; для еды сажают ячмень: пшеница – в Алтайском крае, а здесь перловка – исконная и сакральная пища.
Соотношение населения в республике: 70:30 (алтайцы:русские). Легко отличить русскую деревню от алтайской: в последних нет дома без аила во дворе – с него начинается дом молодой семьи, в хозяйстве это и летняя кухня, и место для летней ночёвки, и коптильня…
Проезжаем Кырлыкский перевал и указатель к алтайскому селу Кырлык – там живёт настоящий шаман. Застать его, чтобы спросить совета, непросто: он пастух и часто уходит со скотиной на пастбища. И настоящий шаман не называет себя шаманом, он – «знающий человек».
Когда бог создал Землю, он долго сидел на Белухе и отдыхал. Гора вобрала божественную силу. Две гусыни попросились на берег, сказав, что устали; бог пустил их, они превратились в шаманов – белого и чёрного – и разошлись в разные стороны.
Шаманизм считается традиционной религией алтайцев. Они делят видимый мир на три мира: верхним правит Ульгень, его брат Эрлик – хозяин нижнего мира, а мать-земля Умай хранит средний мир. Добрые божества и духи обитают в Верхнем мире, на земле живут люди, родовые божества и духи-покровители, а в Нижнем мире обитают чудовища, духи и божества, приносящие зло людям. Туда же переселяются и умершие. Кроме того, алтайцы почитают духов-хозяев местностей, которые населяют горы, источники, реки, ледники и даже отдельные урочища. Считается, что духи невидимы, но иногда могут принимать облик человека или животного. Эрлик научил избранных пересекать границы миров и подарил первому шаману бубен. Это был главный атрибут шамана, олицетворявший его душу (идол внутри) и ездовое животное (натянутая шкура) в стране духов. Каждый бубен делался под руководством шамана индивидуально для него, и с того момента, как он впервые брал свой бубен в руки, – больше никто не смел к нему прикасаться. Одежда шамана (причудливый покрой одеяния, головной убор-«корона» или «птица», перья, подвески, побрякушки и бубенцы) имела особый смысл и обоснование, облегчала путь к духам и служила защитой от существ нижнего мира.
В 1904 г. в окрестностях Кырлыка возникла новая религия – бурханизм. В его основе лежали элементы исторических мифов местных жителей: с собирательным образом правителя и связью религии с родной землей и природой; отчасти возникновение нового религиозного направления было обусловлено своеобразным «перетягиванием» шаманского Алтая между буддизмом и православием. Если отбросить богословские тонкости, то новая религия отвергла контакты с Эрликом и все атрибуты хождения в Нижний мир: остались лишь люди в белых одеждах, которые не приносили кровавых жертв, а жгли можжевельник и кропили молоко, отказались от курения табака и изгнали всех кошек (а кошек-то за что?? ©) Алтайцы считают, что кошка дана хозяином Нижнего мира, а собака, конь, корова, баран – от Верхнего мира. Местное название бурханизма – «ахтян» («белая вера»).

 
 
Общим для всех алтайцев, вне зависимости от веры, является особое отношение к природе – этим обуславливается поразившая меня чистота в самых глухих местах (особенно если сравнивать, например, с Казахстаном: более загаженное всяким мусором место, чем Шимбулак, сложно представить). Местные жители обладают крутым нравом – а посему гости Алтая быстро приучаются не мусорить (о чём им всё же – на всякий случай – настойчиво напоминают и гиды, и многочисленные плакаты).
 
 
Потихоньку спускаемся ниже – на лугах снова появились жарки (но мелкие) и жёлтые цветы типа ноготков – стародуб.
 
 
 
 
Проехали большой блок солнечных батарей – как озеро. Это хороший источник электричества, но очень дорогой.
 
 
 
 
На подъезде к Усть-Кану – река, извилистая, как меандр. Это место мне хорошо запомнилось: жонглируя фотоаппаратом в машине, я его благополучно уронила. Останавливаемся посмотреть на местную достопримечательность: Белый Камень, известняковая гора, в которой на высоте 53 м есть пещера 17 х 15 м – жилище древнего человека. Этой стоянке много тысяч лет; всё, что на ней удалось найти, в своё время вывезли в Эрмитаж. На самой горе были найдены окаменелые растения и кости винторогой косули, вымершей ещё до мамонтов. У подножия стоит турбаза «Ой-бок» («На семи ветрах»): можно поселиться в домике или аиле, а для привлечения туристов построен по всем правилам (из исконных материалов: кора лиственницы на жердях) самый большой аил Алтая, вмещающий до 200 человек. Водит нас маленькая дочка хозяев, у забора тряпочкой валяется некрупная собачка. Усердно снимаю, но при возвращении в машину обнаруживаю, что при падении фотоаппарата вылетела из гнезда карта памяти. Фотографии – только те, что сделала на обратном пути во время двухминутной остановки.
 
   
 
 
   
 

Въезжаем собственно в Усть-Кан: протяжённость села 10 км, 5 тыс. жителей, чьё главное занятие – животноводство. В каждом дворе – аил; где дом побогаче – аил крыт жестью или тёсом, где победнее – толем или корой. Про Усть-Кан говорят, что село лежит подмышкой у горы.
Кроме Белого Камня встречаются ещё известняковые горы, в них тоже пещеры: там жгли известь.
Проезжаем кумысную ферму.
Перевал Громотуха.
Река Кокса – синяя, обрыв. В неё впадают горные реки Большая и Малая Громотуха – белые, шумные.
Сегодня и завтра мы ночуем в посёлке Усть-Кокса, стоящем у слияния Коксы с Катунью. Никакой понтовой гостиницы с орлами и львами, только двухэтажный гостевой дом «Портал Белуха». Небольшие комнаты, удобства на этаже, в подвале – зал для йоги и сауна. Стены оштукатурены, много дерева и картины, картины – в каждой комнате: несколько лет подряд сюда приезжала творить американская художница и оставляла в дар приюту свои произведения.

 
 
 
 
В гостевом доме – свои правила, их недлинный список висит в каждой комнате: курение – только вне дома, никакого алкоголя, после девяти вечера – время отдыха, тишины и спокойствия. Есть общая кухня, библиотека, у входа в общую комнату-столовую – музыкальные инструменты. В магазинчике, кроме обычных травяных сборов, мёда и сувениров, – журналы по йоге и эзотерике, небольшие изделия из светлого резного камня.
 
 
Со двора открывается вид, как в казахстанском ауле: покосившийся забор, низенькие крыши – и надо всем снеговые вершины.
 
 
Ещё не поздно, и гид с водителем решают отвезти нас посмотреть на Белуху – к самой горе туристов не возят, т. к. местные и сами к ней ближе, чем на 10 км не подходят, и других в этом стремлении не поощряют, да и 115 км плохой дороги от Усть-Коксы до горы в маршрут не вписываются. Извилистая и крутая грунтовка сбоку выскакивает на прогалину; зелёный лужок покрыт невысокой травой и слегка наклонён в сторону обрыва: внизу посёлок, луга, бродят коровки, слегка обдувает нежный ветерок, пригревает вечернее тёплое и мягкое солнце, голоса спутников еле слышны.
 
 
 
 
Если поднять взгляд, то в разрыве горной цепи будут видны далёкие снеговые горы: две из трёх вершин Белухи. Всё пронизано редким покоем.
 
 
Но вот взгляд ловит какое-то движение: животинка поменьше белки, сравнительно тощенькая, с тонким хвостиком и чёрными глазками-бусинками, зело любопытна. Емуранка или имуранг – местное название суслика длиннохвостого. Он кажется непугливым – особенно когда перебегает дорогу перед идущей машиной или сидит у входа в нору и созерцает окрестности, подпуская человека с фотоаппаратом метра на три. Но эта расслабленность обманчива: сколько я ни пыталась, так и не смогла поймать молниеносное движение, которым суслик разворачивается и бросается в нору: оно неуловимо, как хвост казахстанского тушканчика.
 
 
 
 

Летние вечера долгие – ещё светло, спать не хочется. Хозяйка собирает нам чай, ставит мёд и мелкие сладкие сушки, мы садимся в открытой беседке во дворе и неспешно беседуем, прихлёбывая горячий и ароматный травяной напиток, любуясь далёкими горами и медленно наплывающей темнотой.

13.06.2018. День четвёртый
Утрешнее замечание. Ещё одно чудесное название в копилку: «Белая лебедь» – …запчасти для трактора.
Теректинский и Катуньский хребты сходятся и обрамляют Уймонскую долину – она листиком лежит между хребтами. Самое большое ровное место в Горном Алтае (46 км х 8–12 км), чудесный микроклимат: весной солнца здесь больше, чем в Ялте, Сочи, Давосе или Туркмении.

 
 
 
 
Пересекаем Катунь – вода по-прежнему высокая, подтопила лес в речной долине.
 
 
 
 
Сегодняшний рассказ начинается с дома, в котором останавливалась экспедиция Рерихов в 1926 г. Само строение пережило (пусть и с некоторыми потерями) последовавшие годы, и в 1995 г. Сибирское рериховское общество самостоятельно, без государственного финансирования, его восстановило.
 
 

Сложно найти человека, который бы ни разу не слышал о Н. К. Рерихе. Историк, художник, археолог, юрист, путешественник, исследователь, философ… список можно продолжить. Он считал, что Западный и Восточный Алтай – перекрёсток миграции племён, у различных культур – общие истоки. Алтай равноудалён от всех четырёх океанов, Катунь – кровеносная артерия планеты. «Одним из главных стимулов организации экспедиции Рериха в Азию, включающую громадную по своим размерам Сибирь, явилось стремление отыскать на окраине России неожиданные наслоения русской действительности».
«Наша большая Родина одним крылом лежит в Европе, вторым – большим – в Азии, и духовное возрождение нашей Родины придёт из Сибири, с Алтая»; «Влечёт к себе Сибирь великая. Здесь будет оплот эволюции.» (Н. К. Рерих)
В этих местах переплелись множество преданий и мифов: считается, что Будда доходил до Алтая, некий индус искал гору, откуда ушли предки Будды – Шакья (а название рода созвучно древнему названию скифов: саки), буддийское евангелие гласит, что Христос ходил на Тибет, а другие предания говорят, что этим путём проходил Христос из Тибета в Палестину. И говорят, что где-то здесь находится Беловодье – мистическая страна великих мудрецов, обитель справедливости и добра, где все счастливы, живут, как хотят, – но при этом по совести, где нет ни войн, ни конфликтов, ни зависти – там живут лишь чистые сердцем. Алтайцы называют Белуху Кадын-Бажы («Голова Катуни» или «Главная Госпожа»), или Уч-Сюре («Жилище богов»). Ещё её называют Юг-Сюмин, Юч Сюмера или Конемюке («Вечно-синий небесный»).
Экспедиция Рерихов – золотой фонд географических открытий. С 1923 по 1928 год из Индии через Тибет, Гималаи и Монголию в Сибирь, на Алтай и обратно были пройдены почти 25 тыс. км, попутно неустанно проводились археологические и этнографические исследования, были найдены редкие манускрипты, собраны лингвистические материалы и коллекция минералов, записаны народные мелодии, произведения фольклора, сделаны описания местных обычаев, написаны книги, создано около пятисот картин. После экспедиции, в 1928 г., в Индии Рерихами был основан Гималайский институт научных исследований «Урусвати» («Свет Утренней Звезды»). Ведущая идея создания института «Урусвати» заключалась в соединении древней восточной медицины с современными научными методами: Н. К. Рерих был убежден, что не может быть здоровья телесного без здоровья духовного.

 
 
Хозяин дома Вахромей Семёнович Атаманов был старовером, женатым на алтайке. Медик-травник, самоучка, выписывавший по почте книги по ботанике и медицине, всевозможную технику, которая могла бы облегчить труд крестьянина, он пользовался огромным авторитетом среди местных жителей, к нему приезжали ботаники из Москвы.
 
 

Поговаривали, что Вахромей Атаманов, считавшийся знатоком потаённых троп, водил Рериха тайными дорогами в Беловодье, и там Рерих видел древнейшее изображение Богоматери – дескать, именно поэтому в Уймоне в 1924 году была написана «Турфанская мадонна».
Рерих звал Вахромея в Тибет – но тот отказался, лишь проводил экспедицию до Бийска. В 1929 г. в Уймон пришла Советская власть, всё семейство Атамановых сослали в Нарым. Через два года Вахромей умер, и Рерих пишет Св. Пантелеймона в виде Атаманова.

 
 
 
 
В доме-музее – портреты четы Рерихов и их сыновей, личные вещи, книги, карты. Среди прочего – довольно большая доска, изукрашенная урало-сибирской росписью. Известно, что сестра Вахромея Атаманова Агафья – «Агашевна» – рисовала пальцами травяными красками, Н. К. Рерих называл её «травчатым живописцем». Она расписывала многие дома в долине Уймона, двери, наличники, потолки, стены, скрыни, а также предметы обихода: мебель, прялки, люльки, квашни, бочонки, кубышки. Доска почти 100 лет пролежала в земле – но краски рисунка по-прежнему ярки. В магазинчике при музее продаются досочки и всякие деревянные поделки, расписанные в той же технике.
 
 
 
 

На стенах – копии картин Рериха, фоном для многих сюжетов служит гора Белуха: «Святогор», «Победа», «Богатыри восстали».
«Все великие Учения идут из Единого Источника. Не осуждайте, не умаляйте, но лишь сопоставляйте Заветы, находя прекрасные касания и новые грани Истины». (Е. И. Рерих)
Н. К. Рерих являлся автором идеи о мирном культурном сотрудничестве и инициатором международного договора «Пакт мира» – договора об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников. «Соглашение - служение - свет» (пакт, культ, ур). Знамя мира – красный крест культуры. «Мы не выживем физически, если погибнем духовно» (Д. С. Лихачёв).

 
 
С балкона второго этажа виден Терехтинский хребет и протока Катуни, широко разлившаяся по низким плоским берегам под белыми пухлыми облаками.
 
 

Высокие идеи чистого разума… а совсем рядом – старинный деревянный дом, которому более 150 лет: в нём когда-то жили те, кто определял облик Уймона.

 
   
 
 
 

После церковного раскола при патриархе Никоне старообрядцы уходили на реку Керженец, когда их прижали и там – двинулись дальше. Искали землю, свободную для жизни по своим правилам – а если повезёт, то и Беловодье. Издревле староверы говорили о Беловодье: «Берега кисельные и реки молочные, на кустах каралички растут, все любят друг друга, никто никого не обидит». Те, кто смогли пройти через горы, нашли в верховьях Катуни благодатную плодородную долину, свободную от каких-либо властей.

 
 
 
 

С 1786 г. в Уймоне стали селиться старообрядцы; кто-то возвращался на прежнее место за семьёй и перевозил её в Уймонскую долину, кто-то женился на алтайках. Местные жители прятали кержаков от властей, а староверы, в свою очередь, считали, что алтайцы – добрые, открытые, с ними легко жить; у русских храм – это церковь, а у алтайцев лес – это храм. В результате получился интересный синтез старообрядческого жизненного устава и местного отношения к природе. «Три матери: Богородица-мать, Мать сыра-земля, да та мать, что дитя родила» – приводит одну из поговорок хранительница и создатель музея старообрядческого быта. По берегам Катуни появлялись деревни Гагарка, Тихонькая, Лукова, Огневка, Зайчиха, Берёзовка…
Всего в музее более 500 подлинных экспонатов: посуда, одежда и обувь, фотографии, книги и иконы, вышивки. У устья русской печи «гантеля» – под ухват: закатывать тяжёлый чугунок в печь, к боку печи прислонён батик (в других местах его называли духобойка): берёзовый нарост на палке – оружие типа булавы; ещё в конце XIX века его использовали для обороны в боях с шорцами-калмыками и разбойниками.

 
 
 
 
 
 

Это всё, конечно, интересно, но главное здесь – не чашки-плошки (хотя чаша из капа прекрасна), а живое слово, интонации, сохранённые и оживающие в речи хранительницы Раисы Павловны Кучугановой. Жёстки узкие лавки в избе, но больше часа, пока длился рассказ, мы просидели, не шелохнувшись, как птицы на ветке: с таким теплом и любовью она рассказывала о людях, живших в Уймоне, – ушедших, но оживающих в её словах. Мягкий говорок, бесчисленные присказки, пословицы и поговорки… Жёсткие правила: как Богу молиться, как землю пахать, как дом вести, как к отцу-матери относиться, как к мужу-жене и детям. Что-то кажется совсем чуждым, что-то вовсе не подходит к современной жизни, но что-то кажется очень созвучным и правильным.
«У нас голимо кержаки», «Стариковские мы, добрые», – самоназвания старообрядцев (прочие люди – мирские). Церкви не было, были молельный дом и наставник, до-никоновские книги пергаментного письма в деревянных обложках.
«От нашей веры хоть ниточка где-то протянется, хоть маковое зернышко – да останется.»
«Не та земля дорога, где медведь живёт, а та земля дорога, где курица скребёт», «Своя земля и в горсти мила».
«На привет собачку манят», »Не оставляй работу к завтрему, а нежность и любовь – к старости».
«Да христов-то ты оладик, да хоть домой-то ты доплёлся», «Мужик-то – он улочна собака», «Чужа шуба – не одёжа, чужой муж – не надёжа», «Ночная кукушка дневную перекукует; перекуковать-то перекукует, да справедливо куковать надо».
«У худого мужа жена всегда дура».
«Матушка берёза, благослови под тобой посидеть».
«В речке вода – божья вода по божьей земле течёт, через три камушка пробежала – стала чистой. Нельзя из речки нападкой (лёжа) пить.» Вечером с речкой можно поговорить, но нельзя переходить и пить. Если очень надо – рассказать, почему опоздал, ввечеру пришёл. Колодец – совсем другое дело, колодец никогда не оставляли открытым. Если мышь упала в колодец – вычерпать 40 вёдер. Не бросай камни в воду – будешь потом из кипящей доставать.
«Угостительны, пригласительны, дом чисто ведут.» С середины XIX века и до Советской власти народ в Уймонской долине жил в большом достатке, держали много скота, были богатые лавки, приводили караваны, торговали с Монголией и Китаем. После революции пол-Уймона угнали в Нарым. Раскулачивали «сундучники» – потому что по сундукам лазили (помните «саквояжников» из «Унесённых ветром»?)
«Через лютую боль с чистым сердцем остаться.»
«Доброго гостя проводи, чтобы не упал, а злого – чтобы не украл.»
«Держи в голове мысль светлую, не принимай дурное.»
«В доброй семье и о хорошем, и о плохом поговоришь.»
«Что бы я для тебя сделала? Давай я хоть по спиночке поглажу.»
В 1987 году в Уймон приезжал писатель Валентин Распутин: «“Чудна Русь!”, – говорили отшельники, когда доходили до них вести о чудесах, которые происходят в центрах. “Чудна Русь!”, – восклицаем мы сейчас, когда добираемся до таких окраин, как Верхний Уймон, где многое, в том числе богатая и крепкая душа человеческая, остались в целости и сохранности. Удивительное село, удивительный край, удивительные люди» – написал он в книге посетителей музея.
Раиса Павловна подписывала нам книги, каждому досталась какая-то пословица – всем разные. Нас она видела в первый раз, мы молча слушали хранительницу в течение часа, она нас не знает, но то, что досталось мне – это тот принцип, по которому я стараюсь жить. И, судя по лицам и реакции остальных, – им тоже «попало».

Уймонские чудеса на этом музее не заканчиваются. Подкрепившись тушёным мясом, приготовленным нашим гидом Галиной прямо на берегу Катуни, мы возвращаемся в Верхний Уймон в магазин при мастерской самоцветов. Вот правда – глаза разбегаются. Самое скучное – это всякие резные вазочки/фигурки, а самое волшебное – различного размера «булыжники», которым придали форму, подчёркивающую природную красоту рисунка камня, и отшлифовали до шёлковой гладкости. Ещё есть роскошные картины, для которых сперва подбирают спилы камней, а потом рисуют задуманный сюжет, ещё – друзы и жеоды разного цвета, размера и фактуры. Самые крупные работы – на улице, в ограде на заднем дворе, среди зелёной травы, под солнечными лучами.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
В «Портал Белуха» возвращаемся непоздно, солнце ещё высоко. Наша сдружившаяся неугомонная компания решает прогуляться через висячий мост до впадения Коксы в Катунь. По дороге кто-то собирает местные травы (в том числе и необычайно крупную ярко-синюю вероничку), кто-то увлечённо фотографирует каждую ветку, а кто-то – просто любуется. Природа напоминает, что здесь весна: лесные яблони плотно усыпаны крупными белыми цветами. У самой стрелки в траве сидит молодой длинноволосый мужчина; глядя на воду, он слушает кельтскую музыку и прихлёбывает пиво из стоящей рядом бутылки… будете смеяться – но это питерец…
 
 
 
 
 
   
   
 
Накануне отъезда замечаем, что в зелёной траве двора проступают концентрические круги.
 
 
 
     
   
                 

 

На главную
  К Путешествиям