Год это, как водится, вышел непростым: к счастью, без особых потрясений, но «весело» начался и очень суетно продолжился. Какое-то время меня ещё питали надежды на разнообразное интересное и увлекательное, которое сюрпризом выскочит на меня из-за ближайшего угла, потом стало ясно, что поездки в стиле «да не преткнёшься о камень ногою» мне не суждены, а вот «сам пью – сам гуляю» – наше всё. Место, куда посоветовали поехать, манило чужими фотографиями, с работы в отпуск меня уже просто гнали, но отменно и настойчиво рекомендованный гид полтора месяца глухо не выходил на связь, как-то резко и неприлично все подорожало, суммарно в два раза взвинтив цену поездки, внезапно я обзавелась новым комплектом весьма дорогостоящих забот… Честно скажу, что если бы не купленные билеты и не сложившаяся компания, – я бы беззастенчиво (и с большим облегчением) дезертировала: настолько мне хотелось к тому времени покоя. Тем не менее, в какой-то момент я с облегчением осознала себя в салоне мерно гудящего самолёта, закладывающего взлётный вираж над закатным Питером. Легкое оживление вносил потерянно бродящий по салону и издающий невнятные звуки товарищ. Но товарища усмирили, пять часов полёта промелькнули: за дверями аэропорта – ночная Алма-Ата.

Как мы добирались от аэропорта – не скажу, ибо страшно вспомнить (а так же совершенно незачем поддерживать в представителях лучшей и мудрейшей половины человечества глубокое убеждение, что все бабы – дуры). Тем не менее, в пять утра отель нас принял в гостеприимные объятия, и нам даже удалось немного поспать.

Поутру – сперва дела: галопом в офис турфирмы «Кондор-тур» («Эль кондор паса» – одна из моих любимых музыкальных композиций, я посчитала это хорошим знаком), а затем – кружить по Алма-Ате, знакомясь и присматриваясь. Не скажу, что здесь пахнет югом, но в воздухе есть что-то такое… то ли это аромат множества цветов и деревьев (вязов, сосен, дубов (непрестанно роняющих – в том числе и на головы прохожим – здоровенные желуди), и прочих, не поддающихся опознанию), то ли согревшееся на равнине дыхание гор, которые неожиданно обнаружились в створе каждой улицы, идущей вверх (кстати, здесь не говорят «направо» или «налево» по улице, говорят «вверх» или «вниз»).

Совсем не чувствуется, что Алма-Ата – город с населением много больше миллиона: невысокая застройка, зелень, множество парков и скверов, фонтаны и цветники. За площадью Республики на фоне гор видна цепь высоток, но они не бросаются в глаза. На улицах много машин, от набегавшихся советских до дорогих тяжёлых джипов и лимузинов со стразами. Шумно проезжают свадебные кортежи, в одном из парков под те самые замки отведёна площадка среди пруда, ограждённая фигурными решётками.

И что кардинально отличает казашек от массы моих соотечественниц, – полное отсутствие стиля «порно-шик» в одежде и поведении: девочки-школьницы выглядят как девочки, девушки не стремятся показать товар на продажу. Не знаю, что тому причиной: может, нерадикальный ислам, который исповедует большинство казахстанцев, может, местные нормы поведения, может, – другой гендерный баланс, но впечатление это производит гораздо более приятное. И ещё: на улицах нет ни визжащих детей, ни орущих на них родителей: дети, как свойственно всем детям, и капризничают, и не слушаются, но воспитательный процесс и его последствия (или их отсутствие) не становятся достоянием окружающих.

В крупном подземном торговом комплексе стояла юная дева в шёлковом, цветочном на голубом, брючном комбинезоне, прекрасная, как пери, – и восхитительно смутилась, когда попросили разрешения ее сфотографировать. Фотографии, правда, не будет, – ибо обещала, что это не для тиражирования, а только себе на память.
Солнце садится быстро и рано, на столе гостиничного номера благоухает яблоко знаменитого сорта «апорт», но уже нет сил его съесть. Долгий день закончился.

Интерлюдия.
Да, это местная тандырная самса… я готова петь ей оды, как Паниковский – гусю. В тот момент, после прогулки под дождём, я была готова поселиться рядом с тандыром – особенно если к самсе будет прилагаться местный белый чай с яблоками и мёдом. Видимо, не я одна так прониклась здешним сытным уютом: в соседнем кабинете ресторана, отделённом от нашего полупрозрачной завесой, звучно храпит посетитель. Рядом гуляет большой банкет, один из гостей поёт песни и арии: слышно, что музыкального образования у него нет, но голос – как у молодого Муслима Магомаева. Ещё одна чёрточка алма-атинского гостеприимства: ресторан высококлассный и очень популярный, столик наши спутницы не заказывали – но стоило им сказать, что у них гостьи из Петербурга, как для нас нашёлся отдельный кабинет. И – да, репутация повара ресторана абсолютно оправдана.

8 утра по алма-атинскому времени – это 5 утра по нашему. На дворе ждёт машина: округлая, как карамелька, и желтая, как одуванчик. Выезжаем из Алма-Аты через Малую Станицу – казачий район: до середины XIX века на месте города была пустыня, Екатерина II прислала сюда казаков: строить поселение, прокладывать арыки и сажать деревья. За домами видны луковки небольшой церковки.

Дорога, маленькие рынки вдоль трассы, крошечные магазинчики, сарайчики из разнокалиберных бросовых материалов. Народ скотоводов и кочевников: у придорожных домов нет ни огородов, ни цветов, да и вообще в них не заметно той ладности, которая отличает уважающее себя северное хозяйство, но дети здоровы и спокойны, школы и мечети выделяются аккуратным ремонтом и цветниками, а такое качество дорожного покрытия – редкий гость на наших дорогах. Справа горизонт замыкает горная гряда Заилийского Алатау: предгорья, облака, грозовой тучей над ними – второй ярус горных вершин. Где-то там, на границе снегового пояса, водятся знаменитые снежные барсы-ирбисы. Высоко в небе пообочь дороги кружится карусель орлов – проза жизни: там алма-атинская свалка, и некогда гордые птицы выполняют роль наших помоечных чаек.

Первая остановка – около музея Золотого человека в городе Есик. В самом музее снимать нельзя; в принципе, его можно было бы и пропустить, тем более, что история проста и незамысловата: строили гараж, экскаватор копнул – и обнаружилась терракотовая фигура воина, покрытая золотыми листами. На территории современного Казахстана жили племена саков и сарматов (отмечено на настенной карте), вели хозяйство (что подтверждает некоторое количество горшков и котелков), охотились с беркутами (смотри чучело), пасли скот и воевали (карты со стрелочками). На Памире и Тянь-Шане были найдены иссыкские письмена, в массе своей нерасшифрованные, принадлежащие этим племенам… по краю серебряной чаши выбита надпись: «Старший брат, тебе <это очаг>. Чужой, опустись на колени, <да будет> у поколения пища». Но рядом с музеем стоит стационарная юрта, а в ней сидит сарматская жрица, по стенам развешаны яркие коржины – перемётные сумки для верблюда, своеобразный аналог нашего серванта. А в степи вокруг высятся нераскопанные курганы, ждущие своего часа.

Пересекаем реку Тургень: в широченном галечном русле со следами старых размывов петляет и бурлит узенький ручеек. За окном мелькает вывеска придорожного кафе «Пиццамания и Али-баба».

Дорога забирается выше, ее обступают горы. Остановка. Узкая тропка сперва идет мимо площадок для отдыха вдоль быстрой горной речушки, потом постепенно начинает забирать вверх. Горный воздух отчетливо пахнет яблоками: маленькие кривые яблоньки клонятся над тропинкой, дички катаются под ногами. То здесь, то там из скал сочится вода.

Внизу ненадолго проглянуло закатное солнышко, разбитая колея сменилась асфальтом, потом несколько часов нам разминала кости «гребенка», свет встречных фар слепил глаза, снова и снова справа возникал нос белой «нивы», хозяин которой склонил круглое румяное лицо над рулем и упрямо наморщил коротко стриженный затылок в попытке обогнать наш «одуванчик». Справа и слева в ночи сгустками темноты угадываются горы, на изгибах дороги мелькают красные огоньки стоп-сигналов… Уже ближе к полуночи въезжаем в спящий аул – лишь кое-где светятся окошки. Светятся они и за гостеприимно распахнутыми воротами. Нашу хозяйку зовут Карлыгаш – это значит «ласточка». Она и похожа на эту птичку: маленькая, ладненькая, быстрая и домовитая. На столе – манты, лепёшки и печенье, домашнее варенье из горной малины и крупного темного барбариса, чай в пиалах. В гостевом домике пока холодно, деревянный скворечник среди бурьяна на задворках – тоже не то, о чем мечтали большевики, но так живут, похоже, на всей территории за пределами городов (в лучшем случае этот скворечник имеет дверь и не очень шатается – а в Чарынском каньоне нам попалось заведение класса люкс: скворечник с золочёной ручкой). Но в доме стерильная чистота, нашёлся тройник в единственную розетку, и так сладко мне не спалось даже в двухкомнатном люксе алма-атинской гостиницы.

Я уже много раз эмоционально провозглашала, что вставать в 6 утра – это порнография. А как насчет того, чтобы в 5 утра уже загружаться в машину? Вот уж точно, охота пуще неволи. И то ли горный воздух помогает, то ли кипучее любопытство – спать не хочется совсем. Планы у нас на сегодня воистину наполеоновские: по очень плохим дорогам успеть на два озера, находящихся в противоположных сторонах от аула. С погодой повезло: небо пасмурное, но дождь вроде бы не собирается, и это прекрасно: после дождя дороги к озерам становятся непроезжими даже для полноприводного автомобиля – по ним можно съехать, как с горки… а «горки» здесь весьма и весьма.

Тропа по другому берегу начинается у озёрного водосброса, непросохшие деревянные мосточки-лестницы выскальзывают из-под ног, здесь темно от еловых ветвей. С заросшего травами косогора открывается прекрасный вид на противоположный берег и на отражение берез. Во время прогулки по Алма-Ате меня поразили узоры местных шелковых платков и платьев: изысканный лимонно-желтый и желто-зеленый на волшебном сине-зеленом… и вот, в точности та же гамма сейчас у меня перед глазами.