Национальный парк, в котором находится Бриксдаль, предлагает проехать часть 2,5-километрового пути до собственно ледника на забавных машинках, сцеплённых «паровозиком». Но, в виде исключения, времени у меня много, и я иду пешком – о чём ни капли не жалею: если медленно идти, можно рассмотреть поближе бурливую речку и травяные крыши на каких-то избушках (такие крыши здесь – давняя традиция, в стране даже проводится конкурс на лучшую дерновую крышу), щедрое разнообразие неброских местных цветов: от затейливого репейника до нежной сладкопахнущей северной орхидеи; можно постоять на мостике над очередным водопадом, подняв лицо к облаку водяной пыли, можно порасматривать каменные «кувшины» или забавный валун, напоминающий троллью хозяйку, невовремя выглянувшую на солнце, да так и окаменевшую. Узкая извилистая тропка поднимается выше и выше и выводит через каменные «ворота» в огромном валуне к аквамариновому озеру в скальной чаше, с дальнего края чаши свешивается сам ледник – и он почти такого же фантастического цвета, что и вода в озере. Под ледяным языком (или это пятки инеистого великана? или приоткрытая дверца в Нифльхейм, в котором бьёт ледяной источник?) находится белый конус «мёртвого» льда – льда, отвалившегося от основной массы ледника. На некотором растоянии от конуса стоит хилый металлический заборчик: туристам настоятельно рекомендуется не приближаться к опасной зоне. Наши, конечно же, всё равно полезли на скалы… именно этот момент выбрал ледник, чтобы ещё немножко подвинуться: исследователям чуть не прилетело по голове ледяной глыбой, но они вернулись, довольные, как слоны, прижимая к груди здоровенный ледяной окатыш.

Как водится, из каждой поездки я привожу небольшой сувенир, напоминающий именно об этом путешествии – и в неизменных сувенирных магазинах национального парка Бриксдаля наткнулась на забавную вещь: стеклянный синий цветок сон-травы. Он-то и будет мне норвежским подарком.

Гейрангер-фьорд – рукав Стур-фьорда, тоже включён в наследие ЮНЕСКО. Нам не повезло: холодно и туман, «граница между небом и землёй уже не различима – и не надо». Кажется, что водопады текут прямо из низких туч, кажется, что наш мир съёжился до размеров видимого пространства – и оно уменьшается с каждой минутой, съедаемое наступающими белыми зыбкими стенами.

Развлекались тем, что кормили с руки чаек. У птиц разгильдяйски болтались лапы и были совершенно человеческие лица. Меня мучали нехорошие предчувствия, что эта стая последует за нами в Олесунн и присоединится к орущим ночью в окно местным птицам.

Вечерний Олесунн радует нас «просто-пасмурной» погодой – хорошо хоть, что без дождя: на этот город отведено программой всего лишь завтрашние полдня, но грешно не использовать остаток вечера, чтобы рассмотреть получше городок, похожий на россыпь прихотливых шкатулок.

Ну, коли так, то нацеливаюсь на музей дизайна. По дороге к нему заглядываю в местный кафедральный собор: он и вполовину не так интересен, как стокгольмский; запомнилось только одно: в руки апостолам и Христу в скульптурной группе «Тайная вечеря» вкладывают записки.

На улицах Осло множество попрошаек, часть из которых похожа на знакомых нам цыган-люли. Норвежская мужская и женская мода выгодно отличается от финской в лучшую сторону. В полицейской машине на переднем пассажирском сиденье сидит здоровенный игрушечный медведь в полицейской форме, а рядом у поребрика «кормится» электромобиль.

Музей дизайна (он здесь, моя прелессть) поглотил меня на полтора часа. Это просто пиршество для глаз – и танталовы муки для рук, не имеющих возможности прикоснуться и обласкать тяжёлую даже с виду глыбку стекла, так похожую на бурун воды в норвежской речке, погладить хрупкое крылышко стрекозы на чаше в стиле ар-нуво или проследить пальцами прядь волос головки, с вечной улыбкой уже 500 лет выглядывающей с дверцы резного гардероба. Старинные и современные, утилитарные и сугубо «для эстетизьму», стеклянные, керамические, деревянные и тканые изделия – на любой вкус, для самого придирчивого ценителя.

После такого вороха впечатлений хорошо и бездумно бродится по улицам центра Осло. Видимо, уж очень благостная была у меня физиономия: молодой индус, остановившийся рядом на светофоре, какое-то время меня созерцал, после чего широко улыбнулся и изрек: «Nice, very nice!».

Ленивое круженье привело меня в парк королевского дворца: сдержанная классическая красота самого здания, неброское, но глубокое достоинство старого парка в отсутствие внешнего украшательства. Народ на травке, дети, собаки. Клёны, каштаны, липы, лиственницы, газоны. Где-то в густой зелени поёт и рассыпает свои трели одинокая птица. Липовая аллея ведёт вниз, густые кроны смыкаются над ней, и в зелёном полумраке видны размывы на песке  от недавнего ливня.

Остаток нашей группы, следующий домой, присоединили к другой группе, и вот тут-то я в полной мере оценила и то, как нам повезло с гидом, и то, как нам несказанно повезло с группой: отсутствие склочных граждан сделало прошедшие 8 дней весьма непростой поездки очень приятными. Впрочем, основная экскурсионная программа уже закончилась, а по Стокгольму мы и сами побегаем. Самая главная цель: музей-усадьба шведского скульптора Карла Миллеса.

Признаю масштабность и ценность коллекции, нисколько не жалею, что зашла в этот музей, но, видимо, у меня с графиней совсем разные стилистические пристрастия: многие экспонаты и залы мне показались тяжеловесными, напыщенными или откровенно скучными, поэтому глаз цеплялся за то, что выбивалось из ряда. Сильно повеселило совершенно разумное действо: крышки старинных ваз привязаны проволочкой (равно как и вазы с цветами на баллюстраде Королевского дворца). Кроме постоянной экспозиции, по всему музею расположились предметы временной выставки: разные фигурки, сложенные из накрахмаленного полотна.

Всё, этот музей – последний в поездке.

Теперь можно погулять по Гамластану, посмотреть на народ, послушать уличного музыканта на бокалах, чью игру оттеняет позвякивание уличного среброкузнеца, расположившегося прямо под витриной напротив, поглазеть на магазинчики, сувениры и вывески, обнаружить совершенно пустынный дворик с зеркалом неработающего фонтана в двух шагах от шумных туристских троп.

Дальше – всё знакомо и тривиально: паром, Хельсинки, граница… Последние несколько дней я просыпаюсь, как старик Хворобьёв, со словами «всё те же сны»: каждую ночь мерещится директор – а это верный знак, что отпуск мой подзатянулся. Ритуальный звонок Крошке и сакраментальная фраза: «Мальчик, мой посуду – я в России», – всё, это конец путешествия.

Конечно, лучше всего путешествовать на машине – иначе слишком много времени тратится на туристические аттракционы и на броуновское движение туристов, но из автобусных вариантов наш показался мне весьма удачным.

Каждый раз я возвращаюсь из Скандинавии с ощущением, сходным тому, которое возникает после чтения некоторых вещей Андрея Платонова: Боже мой, ну почему, почему мы так странно и скособоченно живём? у нас богатейшая страна, умные, работоспособные и душевные люди, но всё это мощным потоком течёт куда-то вкривь и вкось, «мстить мировой буржуазии за смерть товарища Розы Люксембург» – и пропадает в болоте. Все скандинавские народы подшучивают друг над другом, случаются ссоры, но у них много общего: стремление сберечь природу, низкая коррупция, здоровый образ жизни. Почему мы живём не так? не знаю…

Сегодня в Городе выпал первый снег, а у меня на экране сияют скандинавские цветы. Философские рассуждения – не моя сильная сторона, лучше я, если позволят работа и здоровье, выберусь ещё раз туда, где среди зелёной травы и снега текут хрустальные реки – пусть даже там и сварливо кричат чайки.