К Путешествиям
       
  За сбычу мечт
 
     
 
«Всякий ли человек имеет право писать свои воспоминания? Мнения на этот счет расходятся. Б. Л. Пастернак, например, считал, что подробного жизнеописания заслуживает лишь подлинный герой. Мне более импонирует мнение А. И. Герцена, который на вопрос "кто имеет право писать свои воспоминания", отвечает: "Всякий. Потому что никто их не обязан читать",» – с этих слов начинается автобиографическая книга Александра Городницкого.
 
 

Я привезла из своей поездки по Норвегии массу впечатлений и почти 20 Гб фотографий, но пока я пыталась хоть как-то их рассортировать, четверо из моего небольшого круга друзей выложили свои рассказы и фотографии со своими норвежскими впечатлениями. Мы бродили там в разное время по одним и тем же дорогам – и кое-где у нас совпала даже кадровка снимков… Честно признаюсь, меня это сильно сбило с панталыку: собственные впечатления сразу показались слишком обыденными для того, чтобы ими делиться. Но прошло время – а они по-прежнему доставляют мне удовольствие, и я с интересом пересматриваю отснятое – так что это будет рассказ не по свежим следам, а то, что имеем в сухом остатке.

 
 

Самые разные события и впечатления могут задать направление и стать стимулом к очередной поездке. Семь лет назад я в первый раз выбралась за рубеж без семьи, туда, куда всегда хотела поехать: через всю Скандинавию – пусть и галопом… подходил к концу самый тяжёлый 650-километровый перегон Северного пути: автобус перевозил нас из Швеции в Норвегию, было очень поздно, и я страшно устала – и от множества впечатлений, и от тесноты автобуса. В окно долго была видно, как над придорожным озером низко висит огромная круглая бледно-жёлтая луна, отражаясь в гладкой воде… В той поездке единственным увиденным фьордом был Осло-фьорд, на берегах которого расположилась норвежская столица, но желание посмотреть прибрежную часть Норвегии почему-то крепко связалось с видом луны над тихими водами. Несколько раз вожделенная поездка была вот уже совсем рядом, но снова ускользала: то работа, то здоровье, то компания, сманивающая на тёплые моря… Этим летом я тоже собиралась в другое место, но обстоятельства не складывались, и я решила, что если протяну ещё чуть-чуть, то опять останусь без отдыха, в пустых ожиданиях, а следующий год – выставочный, там отпуска тоже не будет… и за неделю оформила отпуск и купила путёвку.

Единожды проехав на автобусе по пути Санкт-Петербург–Хельсинки–Турку–Стокгольм–Осло, в дальнейшем постараешься избежать этого пути почти любой ценой. Но в моём случае цена оказалась слишком высока, и я выбрала максимум экскурсий при самой дешёвой дороге. Видимо, я слишком боялась расстояния и чересчур долго на него настраивалась: длинные перегоны пролетели почти незамеченными.

 
 
 
 
Хельсинки встретил обычной суетливой круговертью туристов, экскурсионных автобусов и чаек, в Турку в памяти снова задержался лишь кафедральный собор «в честь святой девы Марии и епископа Хендрика», а ночь на пароме и насыщенные прогулками несколько часов в Стокгольме помогли размяться перед долгой дорогой в Норвегию.
 
 
 
 
 

Стокгольм входит в тройку моих любимых городов: одновременно парадный и уютный, старый и молодой, столичный и некичливый, естественно вписавшийся в природу. Старинные, старые, послевоенные и современные дома смотрятся в воды фьорда и озера Мёлларен, местные жители привычно лавируют в толпах приезжих, велосипедисты в офисных костюмах звонками сгоняют с велодорожек фотографирующих всё и вся туристов. Я здесь в третий раз и чуть другими глазами смотрю по сторонам, чуть иначе слышу гида. Когда владеешь какой-то информацией, знаешь, какие надо задавать вопросы. Пёстрый ворох новых сведений накладывается на знакомые места: я уже отличаю официальный, парадный и более холодный Нортмальм, в который с XVIII века перебрались офисы, банки и магазины, от неформального, ленивого и неаристократичного Сёдермальма, я вижу закономерность в улитке улочек Гамластана, я заглянула вовнутрь зданий, которые до этого были лишь нарядной суперобложкой.

 
 
 
 

Стокгольм считается одной из самых зелёных столиц Европы, более 400 км составляет протяжённость его сети велосипедных дорожек, въезд в центр Стокгольма для жителей города платный: по результатам автоматической фотосъёмки в конце месяца приходит счёт; налог на машину на биотопливе много меньше, чем на обычную, и для них бесплатны парковки. С 1981 года шведский король ежедневно приезжает на работу из пригорода. Средневековый Гамластан к тридцатым годам ХХ века превратился в трущобы с проститутками, но после реконструкции стал жилым районом и непременной точкой на туристических маршрутах. В одной из скал Сёдера находится бункер с сервером Wikileaks – и в Сёдермальме же Нобель проводил опыты после взрыва в 1864 году, когда стёкла вылетели даже в Старом городе: ему запретили проводить опыты в городе, и он перенёс лабораторию на баржу. В Нортмальме в 50-е годы шла такая стройка, что гости города спрашивали: «Кто вас разбомбил?» – и вот теперь среди изысканных и строгих зданий, недалеко от PUB (магазина, где Ленин покупал свою кепку) – Сенная площадь со скульптурой Карла Миллеса «Орфей» и здание, где вручают премию Нобеля. Русские купцы называли город «Стекольм» – и это название удивительно подходит городу, где облака отражаются в струящейся воде – и где они вместе отражаются в окнах, на которых нет занавесок.

 
 
 
 
В этот раз мне удалось избежать непременной поездки к «Васе», зато удалось не заблудиться и зайти в кафедральный собор св. Николая. Каждый, кто бывает в Гамластане, видит это неброское небольшое здание: у него нет монументальности и величия нашего Исаакиевского собора, нет устремлённости в небо хищных и изящных шпилей готики, но, как в небольшой старинной шкатулке, в нём укрывается множество прекрасных и влекущих старых и новых вещиц.
 
 
 
 
Каким-то образом шведам удаётся органично сочетать старинную резную деревянную скульптуру, щедро покрытую позолотой, с ярко-алым самолётом, не вмещающимся в куб и наглядно поясняющим проповедь о вере и человеческих о ней представлениях. Туристки в хиджабах и паранджах бродят по боковому приделу, в котором идёт служба и Святые Дары лежат на сервировочном столике, накрытом белой тканью, рядом со служебником и вазочкой с искусственными цветами. Сдержанная красота чёрно-серебрянного алтаря соседствует с барочной роскошью кафедры, на полу – надгробные плиты из стёршегося камня, и их освещают цветные отблески от современных витражей и подсвечника в виде земного шара.
 
 
Рядом с собором и под боком у королевского дворца опять увлечённо играют в петанк: мужчины и женщины (в основном, очень пожилые) азартно толпятся на небольшой площадке с песком, бросают тяжёлые стальные шарики, гоняют фотографов. Под звуки оркестра марширует караульная смена дворцовой стражи.
 
 
От неожиданной жары хочется спрятаться в королевском дворце: его громада не давит и манит прохладой. Самый большой в Европе дворец (608 комнат) строился почти 50 лет, до середины XVIII века, под руководством трёх поколений архитекторов, частично – руками пленных русских (в то время, как пленные шведы строили Петропавловку). Во дворце снимать нельзя, поэтому мне остались лишь обрывочные заметки, временами расходящиеся с тем, что подсказывает мне память.
 
 

Русскоязычная, но живущая в Швеции гид стремится оживить стандартную экскурсию, поэтому местами рассказ напоминает изложение «Иллиады» словами школьника-неформала (помните фильм «Маска» с Шер?) Анфилада парадных залов, комнат и гостиных: здесь резьба по дереву с сердитыми ангелочками-путти, там – фарфоровые, богато декорированные сервизы, изделия из янтаря: ларцы, блюда, подсвечники, подстаканники, кувшин. Зал для заседаний Правительства: темно, драпировки и резные панели, огромные венские люстры (кстати, почему-то во все старинные осветительные приборы дворца вмонтировали ужасные дешёвые стандартные лампочки накаливания). Нежный перезвон часов в спальне Густава III – короля-«образование», чей утренний туалет занимал 3 часа. 47 метров галереи Карла XI, созданной версальскими мастерами и тяжёлой работой пленных русских. Плафон спальни Софии Магдалины: в центре мать-Свея, по стенам – аллегории сторон света (голый, пухлый, в страусиных перьях и с луком – это индеец, представляющий Америку). Экраны у каминов: сетчатые со средневековыми животными или металлические со звёздами. Майоликовый столик с «корытцем»-столешницей с гербом. Французский шкафчик в китайском стиле с мелкими отделениями для букашек Карла XV. В большом зале Королевского дворца дама из нашей группы громко выдохнула: «Вот бы его снять для выпускного!» «В бальном зале – потрясающая ширма «Петух и лисица» – так гласят мои заметки в растрёпанном маленьком блокнотике, но ширму совсем не помню, зато помню зал «Шведский летний день», подаренный на 25-летие правления нынешнего короля: икеевская по виду мебель, портреты короля и королевы, выполненные в современной технике и стиле. Но, действительно, ощущение свежести и лёгкости.

Тёплый и солнечный Стокгольм дал возможность отвлечься перед долгой дорогой и остался за спиной: под колёсами нашего «Мистраля» шуршит асфальт шведских дорог. Дороги, дороги… Где-то сбоку мелькнуло и пропало то самое озеро – или его близнец?..

Сколько путешествую на автобусах, в первый раз встречаюсь с тем, что во время длинных переездов демонстрируют не комедии или детективы, а (спасибо нашему гиду) фильмы, информационно или эмоционально дополняющие рассказ о местах, которые мы посетили или планируем посетить: о биотопливе в Скандинавии (кто бы мог подумать, что это окажется интересным!), о королеве Кристине, о ледниках, о подводном мире фьордов, о Мунке… В перерывах звучит музыка: «Secret Garden», дублёры «АББА», что-то инструментальное. И, конечно, рассказы гида. Я не буду пересказывать всё услышанное, процитирую лишь то, что запомнилось даже без записей и связалось с образом скандинавских стран.
«В этой стране много новых мостов и дорог и мало политики, псы здесь без намордников, девушки не накрашены, улицы без полицейских, купальные кабины без ключей, калитки без щеколд, автомашины и велосипеды остаются на улице без присмотра и жизнь проходит без вечного страха и недоверия», – писал Карел Чапек. Почти сто лет назад «отец-основатель» Санкт-Петербургского Государственного подшипникового завода № 2 Эммануэль Нобель говорил о себе: «Что мне с высоких дивидендов? Оно, конечно, пускай будут, только самое главное все же — победа труда, предприимчивости, инициативы. Эта победа дороже денег». В некоторых источниках эту фразу приписывают Альфреду Нобелю.

Чтобы в Швеции произошла революция, нужно отменить право на всеобщий свободный доступ к природе (сейчас право общего доступа к природе нельзя запретить даже на частной территории). Швед становится шведом только на природе, любовь и уважение к природе – главное в его душе (мне кажется, что это верно по отношению ко всем скандинавам). В цирке нет выступлений с тиграми, слонами, львами и прочими животными. Крупную птицу, содержащуюся дома, положено селить на 4 кв. м и обеспечить партнёром.

Национальные богатства Швеции: лес, вода, медная и железная руда. Холодильник, тетрапак, ремень безопасности, компьютерная мышь, застёжка-молния, шведская стенка, спички и многое другое – шведские изобретения.

Главные ресурсы Финляндии: лес, вода и интеллект (кстати, говорят, что Финляндия занимает первое место в мире по развитию экономики).

Прогрессивный подоходный налог; чем больше детей, тем меньше налоги. Среднее количество детей во всех скандинавских странах – три на семью. 16 месяцев декретного отпуска, причём два месяца – обязательно отец. Главный принцип воспитания: не делай другому того, чего не хочешь себе. Любое образование бесплатно. Медицина, стоматология и лекарства – по дотационным ценам. Пенсии, дома престарелых, дотации молодёжи на жильё. Средняя продолжительность жизни: 78 лет – мужчины, 82 – женщины. Пенсионеры и дороги – показатели уровня жизни и экономики: дороги здесь фантастические, а пенсионеры… в Норвегии многие пенсионеры имеют жильё в Испании – и на зиму, как птицы, улетают к тёплому морю.

Швеция – одна из наименее коррумпированных стран (самая низкая коррупция – в Финляндии). Вся госдеятельность, включая электронную переписку чиновников, доступна всем. Один из самых богатых людей Осло приезжает на совет директоров на велосипеде. Норвегия – это страна бедных топ-менеджеров, государство следит за уровнем социального расслоения.

Проезжаем указатель: поворот на Фалун. Сразу вспомнилась прекрасная книжка: двухтомный оригинальный вариант «Путешествия Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф – она писалась как учебник истории и географии Швеции, но читается как увлекательный и живой рассказ, недаром в ней шведские провинции часто представляются в виде людей со своими характерами и историями.

Граница с Норвегией, норвежские дороги, рядом с дорогой – озеро, на озере – гранитный островок с соснами, под соснами – стол и лавки… Дорога, дорога… наконец-то гостиница.

Осло (вернее сказать, Услу – так говорят его жители) – город древний, люди живут в нём с XI века, но основные достопримечательности возникли за последние 20 лет. Очень мало памятников и рукотворных достопримечательностей (впрочем, как и во всей стране): Норвегия до 1905 г. была провинцией других государств, да и после обретения независимости долго оставалась на задворках Европы. В 60-е годы ХХ в. всё изменилось: на шельфе нашли нефть, теперь норвежцев зовут «голубоглазые шейхи» – и некогда гордые шведы приезжают наниматься к ним на работу.

В прошлый раз я была в Осло семь лет назад, и то ли была невнимательна после трудно давшейся дороги, то ли та гид так пресно рассказывала, то ли рассказ нынешнего гида лёг, как и в Стокгольме, на подготовленную почву – не знаю… но увиденный в этот раз Осло точно не останется лишь строчкой в программе тура: затейливые фрагменты застройки конца XIX – начала XX века, тонущие в зелени, опять слишком быстро промелькнувший Фрогнер-парк, забавная и своеобразная современная застройка – стали причиной многочисленных пометок в блокнотике с путевыми заметками: вот сюда надо будет зайти в свободное время на обратном пути через Осло, и вот туда, а вот это нужно будет обязательно сфотографировать… Забавный факт: на реке Акер, практически в городской черте, находится бобровое хозяйство – и это не вызывает удивления в городе, в котором живёт треть населения страны (которое, впрочем, целиком чуть меньше населения Санкт-Петербурга).

За прошедшие годы в Осло появилось много нового – норвежцы активно украшают и улучшают свою страну и столицу – например, здание оперы, похожее на большой белый айсберг, перед которым «плывёт» по волнам фьорда маленький и зеленовато-прозрачный. Череда наклонных пандусов ведёт по зданию наверх, к самой оригинальной из виденных мной обзорных площадок. В процессе подъёма в полузеркальном стекле световых фонарей мелькают отражения нежно целующейся парочки, бодрого старичка на мини-автомобиле, бегущих детей – словно ожившие скульптуры Вигеланда. График обзорной экскурсии очень плотен: времени на осмотр зала театра не предусмотрено, можно лишь глазком взглянуть на фойе. Так и остаётся в памяти: белый нешлифованный мрамор, дерево и гранит, простота и сила, изящество нестандартной конструкции.

 
 
 
 

Но всё же два часа свободного времени есть, и в то время, когда основная часть группы выбирает на полуострове Бюгдой между музеями «Фрама», викингов и «Кон-Тики», я бегу в Национальную галерею (на бегу успеваю заметить забавный момент: в Осло +22°С, солнце: но встреченный ребёнок в коляске – на меховой подстилке).

Галерея очень хороша: и подбором работ, и разнообразием представленных скандинавских художников, и залом Мунка (в котором, к сожалению, нельзя снимать) – хотя уступает и Эрмитажу, и лондонской Национальной Галерее.

 
 
 
 
 
 

Я часто слышу мнение, что нет смысла в любительской фотосъёмке музейной экспозиции… возможно, так и есть, – я не буду спорить. Но мои несовершенные фотографии отличаются тем, что являются «слепком» моего впечатления от галереи: эскизы и наброски, картины, воплотившие упоённое наслаждение и единение с природой, «девочковая» картина из зала с работами на сказочные сюжеты, туповато-слащавые лица амуров с античного фриза, полные движения и глубоких эмоций скульптуры Вигеланда, странные инфернальные гравюры из серии, которая могла бы называться «Ночные кошмары». И – опять бегом, бегом – отдохну в автобусе. Собственно, вот уже и он.

Снова рассказ гида – он чуть-чуть проясняет местное засилье лосей во всём, что предназначено для туристов: в Швеции зарегистрировано лосиное поголовье примерно в 400 тыс. особей, ещё 400 тыс. – Норвегия+Финляндия. Считается, что в 100 г лосиного мяса – суточная доза калорий и витаминов, куртка из лося защищает от удара из-за угла, копыто носили на шее при эпилепсии, а черенок ножа из отростка рога приносит удачу.

Снова дороги, на которых постоянно закладывает уши, первые водопады и первые тоннели – сперва небольшие, для разминки. Мелькают пейзажи: говорят, что, в среднем, каждые 30 минут поездки по Норвегии за окном полностью сменяется вид, а часто – и экосистема. Пока за окном зелено и ухоженно-нарядно: небольшие яркие посёлки, свежеподстриженные ламы, озёра, раскрашенные поезда, первые тролли у входа в поселковые магазинчики.

 
 
 
 

В Норвегии есть все ландшафты, кроме пустыни. По мере подъёма меняется растительность: от плодородных равнин к смешанным лесам, затем появляются низкорослые кривые берёзки, каменистые осыпи на заснеженных склонах. А вот и перевал, 1200 м, – и у ног фьельд, горная тундра: на окружающих склонах – обширные снеговые пятна, от них ручейки сбегают в узкую мелкую речку, текущую по заболоченной равнине среди травы, опившейся ледяной воды. В речке очень прозрачная вода, сплошные перекаты, белые завихрения, островки с 2–3 берёзками, почти не выступающие из воды. По другую сторону от дороги – гранитные валуны, лишайники, мох, редкая кочковатая травка, первые рукотворные тролли (или домики для троллей?): стопки каменных «блинчиков». В отдалении, в распадках и долинках видны красные, серые и чёрные домики коробчато-сарайной архитектуры: зимой и весной многие эти хижины-хютте покрыты снегом по крышу, а летом их можно арендовать и отдохнуть по дороге или пожить там несколько дней, созерцая горы и карликовые берёзы (норвежцы считают, что это дерево воплощает в себе национальный характер: неприхотливость, выносливость и жизнестойкость).

 
 
 
 

Снеговые пятна на зелёно-сером склоне горы – как пятна на холсте, на которых отвалилась краска – особенно на фоне серо-белого неба. Горы всё ближе и ближе к дороге, они кажутся не очень высокими, но на их фоне мощные конструкции мачт линии электропередач выглядят как прутики. Дорога становится совсем узкой: воздушная волна от проходящей фуры покачивает автобус. Тормозные следы на крутом повороте серпантина. Скандинавские горы относятся к древним образованиям, их высота – от 800 до 2000 м, но всё равно любопытство осторожно помалкивает при известии, что знаменитая «Долина троллей» останется севернее: там 11 языков серпантина и перепад высот 800 м. Как-то при оказии спросила наших водителей, как они управляются с длинным тяжёлым автобусом на сложных дорогах и крошечных парковочных пятачках и получила ответ: «Когда смотрю на другие автобусы, сам удивляюсь, а за рулём – нормально».

Вдоль дорожного полотна – горные озёра с совершенно гладкой водой нереального серо-голубого или холодного зеленоватого оттенка (такой цвет свойственен и всем увиденным рекам). Озеро на плато освобождается от льда в начале-середине мая, до апреля перевалы часто бывают непроезжими – слишком глубок снег. Да и сейчас, в разгар лета, снег подступает к дороге, серый и ноздреватый.

 
 
 
 

Рядом с горами нарушается восприятие масштаба: дома и машины кажутся игрушечными, требуется время, чтобы перестроиться. С дороги видна нора выше по склону: скорей всего, это вход в очередной тоннель, просто подходящая к нему трасса снизу не просматривается. Вспоминается: «…есть высокая гора, в ней – глубокая нора…»

Если смотреть на гору, освещённую косыми лучами опускающегося солнца, видны отблески от стекающих мелких водных потоков – как светлая сетка на тёмном. Июль оказался очень удачным временем для путешествия: активное таяние снегов, полноводные ручьи и водопады. К августу снег стает – и вскоре начнёт образовываться новый, который ляжет до следующей весны.

 
 

К вечеру ненадолго останавливаемся у Боргунд ставкирки: деревянной церкви во имя апостола Андрея, построенной в 1180 году. В Норвегии сохранилось 28 таких церквей (из 1000 построенных), эта – самая большая. Романско-готический стиль, драконовый декор, царапающий низкое небо, каркасная (мачтовая) конструкция: крыша опирается на 12 опор. Уже на подходе чувствуется сильный запах лыжной смолы. Как-то плохо укладывается в голове, что в год, когда был основан Санкт-Петербург, этой церкви стукнуло 523 года…

 
 
Автобус снова петляет по серпантину, мы понемногу снижаемся, река стала пошире, плоской и ленивой. Ядовито-зелёная трава на маленьких лугах. Извилистые долины между округлыми горами и хребтами, уходящие в сторону распадки. На склонах – узкая полоска солнца. Интересно, как викинги умудрялись находить и подчинять племена данников во фьордах и прилегающих к ним долинах и взгорьях? Хотя викинги наверняка знали эти места, как свой задний двор, а на нём всё можно найти с закрытыми глазами.
 
 

Ещё одна десятиминутная остановка: речку сжало ущелье, вода крутится в водовороте. В уставшую и переполненную впечатлениями голову лезет всякая ересь: эк мы к концу третьего дня насобачились вылетать из автобуса – как бойскауты: отстегнуть ремни безопасности, быстро собрать аппаратуру, по необходимости – набросить куртку, скатиться по ступенькам…

 
 
Дорога этого длинного дня закончилась в Лаэрдале: маленьком посёлке в долине, с трёх сторон окружённой зелёными горами. Почти в любой точке этой долины слышен шум одного из множества сбегающих со склонов ручьёв. Старые деревянные дома радуют глаз то забавным почтовым ящиком, то яркой клумбой, то кокетливым кружевом резьбы на фасаде и крылечке, то стаей белых деревянных чаек, летящих по стене. Горловина долины запечатана фьордом; на скальной стене у дороги, ведущей к причалу,– короткая нотная строчка (кстати, кто мне скажет, что там написано?); в маленьком затоне гавани толпятся яхточки и лодки, на информационном щите красуется схема велосипедных маршрутов по окрестностям Лаэрдаля, у причала стоит чёрный паром со спущенной аппарелью и демонстрирует насыщенно-изумрудную окраску палубы и внутренних стен. Заходящее солнце заливает долину тёплым вечерним жёлтым светом, который постепенно гаснет.
 
 
 
 
 
 

Возвращаемся в гостиницу – и ещё на улице нас встречает фортепианная вариация на тему «Последнего вальса» Хампердинка: в небольшой чайной гостиной постояльцев развлекает пианист-затейник. При входе стоят термосы с чаем-кофе, стопки салфеток и чистых чашек; широкие мягкие кресла, низкие столики, торшеры и бра создают неформальную и гостеприимную атмосферу: можно расслабиться и, понемножку прихлёбывая чай, наслаждаться музыкой. На верхней крышке пианино лежит толстая стопка нот с текстами песен: всех приглашают попеть хором. В основном – с удовольствием и энтузиазмом – поют дамы из многочисленной южнокорейской группы. На третьей-четвёртой песне гостиную вежливо  покидает очень британская пара лет пятидесяти и остаются «понабежавшие» кореянки и русские. С переменным успехом (когда энтузиазма много больше, чем возможностей – причём и у певцов, и у пианиста) исполняются популярные песенки от Синатры, Пресли и битлов до «Катюши», «Bring back my Bonnie to me» и корейско-японских. В 11 вечера расходимся.

Вожделенного сладкого сна не получилось: всю ночь на улице гнусно орали чайки (когда ж они спят, собаки?) Когда ранним утром я непроснувшимся мозгом попыталась определиться «и хде я, и что я», соседка с улыбкой показала мне в окно: на крыше соседнего дома сидела чайка, злоехидно поглядывала прямо на нас и периодически издевательски вскрикивала.

Из Лаэрдаля мы уехали не морем, а через самый длинный в Европе Лаэрдальский тоннель: его длина – 24,5 км, при постройке было вынуто 2,5 млн кубометров скального грунта, вентиляционная система обеспечивает проход 400 транспортных средств в час; кроме обычных для норвежских тоннелей телефона и огнетушителя каждые 100–150 м, в нём есть три площадки для отдыха водителей со специально подобранным освещением. К сожалению, на такой площадке фотоаппарат забастовал и ни видео, ни фото снимать не стал, так что не смогу показать разноцветные полосы света от скрытых светильников на потолке рукотворной пещеры, нарастающий рокот приближающейся машины, всплеск света от её фар…

 
 
Яркое солнце по ту сторону тоннеля делает ещё насыщеннее зелень лугов, играет в воде ручьёв и речушек, отблескивает на поверхности фьордов, по которым в разных направлениях деловито спешат паромы и мелкие суда. Кое-где в узких рукавах заливов над водой повисли вантовые и обычные мосты.
 
 
Погода явно удалась и это прекрасно: сегодня в программе один из главных туристических аттракционов в стране фьордов: горная железная дорога Фломсбана и Согнефьорд с Неройфьордом. Начинается эта железная дорога в посёлке Флом, который живёт туристами и для туристов: здесь пристани паромов и прогулочных корабликов, длинные низкие постройки сувенирных магазинов, кафе, ресторанчики и закусочные. Зимой люди отсюда уходят, и Флом укрывают снега и тишина, сейчас же здесь – жаркая и шумная толкотня, ряды товаров, как на складах компании, торгующей с индейцами: яркие, пёстрые и местами аляповатые сувениры, многоцветье открыток и книжек, мягкие вороха варежек, шапочек, перчаток и шарфов, ряды вешалок с «норвежскими» кофточками и свитерами, стопки выделанных оленьих шкур, холодильники с икрой, рыбой и местным сыром, похожим на несладкую варёную сгущёнку, мороженое, напитки…
 
 
В поезд все ринулись, как толпа школьников на экскурсии: каждому хотелось сидеть у окна, чтобы выставить туда свой верный фотоаппарат. В конце вагона, как стая птиц на заре, галдела группа то ли испано-, то ли португалоговорящих путешественников: крикливые, яркие, экспансивные, экзальтированные и громкие – так что «руссо туристо» не всегда становятся самыми проблемными соседями, есть ещё возможности для здоровой конкуренции в этом сложном деле.
 
 
Уклон горной дороги велик, она поднимается по широкому распадку; 9/10 её тоннелей проходились вручную, и так случалось, что на 1 м тоннеля уходил месяц работы.
 
 
Примерно посередине пути можно выйти на 10 минут и постоять на площадке перед большим водопадом, широким, бурным и пенным. На уступе высоко над нами и совсем рядом с водой появляется женская фигура в красном: солнце подсвечивает её сзади и скрадывает контуры, она танцует, слышны звуки песни: дева гор заманивает доверчивых путников в своё царство. Но организованный туризм – страшная сила: никого своих не отдадим, всех пересчитаем и загрузимся обратно в вагоны.
 
 

Вот и верхняя точка дороги: здесь заканчивается Фломсбана, а от соседнего перрона уходят поезда в Берген. Туристы-зеваки праздно роятся на пути туристов-путешественников с велосипедами и объёмными рюкзаками. Параллельно Фломсбане идёт дорожка для велосипедистов и пешеходов, и много их, ярких и весёлых, спешат вниз. Совсем рядом со станцией на склонах лежат большие и малые снеговые пятна, от них тянет холодом…

 
 
 
 
Часовой спуск вниз, немножко питательной беготни – и все собираются в ожидании кораблика. На старом деревянном причале столпились несколько групп туристов: они фотографируют окрестности и друг друга, заглядывают в близкую воду фьорда, обсуждают гидов, поездки и домашние новости.
 
 

Толпа всё уплотняется, и, когда с прибывшего кораблика начинают выгружаться уже насладившиеся красотами, всё становится весьма и весьма похожим на метро в час пик. Теперь наша очередь кататься. На нижней палубе подают местные вафли со сливками, вареньем и кофе, а на верхней – царство фотографов и любителей покормить чаек. Фотографы перемещаются с борта на борт, показывают друг другу перспективные для съёмки места, в пол-уха прислушиваются к рассказу корабельного экскурсовода. Не знаю, как у остальных, но у меня основная масса слов скользит мимо: всё внимание отдано сказочным местным видам. Кое-что, впрочем, запомнилось: ради деревни в 20 домов пробили многокилометровый (и многомиллионный) тоннель в гранитном массиве (люди, впрочем, всё равно из этой деревни потом уехали), Согнефьорд – самый длинный и самый глубокий фьорд, а здесь – самое глубокое место в этом рукаве, тот водопад (вернее, вода из него) укрепляет мужскую силу; во многих долинах фьордов, в том числе и в Согне – черешневые сады.

 
 
 
 

Фьорд намного глубже прилегающего моря: так максимальная глубина Согнефьорда в самом удалённом от горловины месте – 1308 м, при этом Северное море около устья фьорда – всего лишь 70 м.

Нэрой-фьорд – рукав Согне, включён в список наследия ЮНЕСКО. Некоторые притоки фьорда – висячие, т.е. устье притока выше собственно фьорда. Весной и летом верхний слой воды во фьорде (до 1 м) – пресный, викинги иногда пополняли запасы воды в устье залива.

 
 
 
 
На солнце очень жарко, но задувает свежий ветерок: приходится при легкомысленной шифоново-кружевной рубашке укутать шею несколькими оборотами шёлкового платка – горло моё шутить не будет. Слева и справа видны водопады, водопады – и голые скальные языки в лесу: ложе пересохшего водопада. В нижней точке каждого такого языка – конус дресвы и мелких камней.
 
 
   
 
После полуторачасовой прогулки наступает временное насыщение: фотоаппарат ещё вскидываешь, в видоискатель смотришь, но, скорее, рефлекторно: никакой разницы между кадрами не видно (да и смысла в них становится тоже маловато).
 
 
Стоит только вечером закрыть глаза – и под веками начинают мелькать зелёные склоны, белые водопады, синие воды, ослепляющие блики. Слегка горят щёки: я опять сгорела, несмотря на защитный крем. Дурацкий абсурдный штришок: в хорошем отеле одна из розеток уместилась прямо под потолком. Зачем – непонятно, хотя (вспоминая Задорнова) хорошо хоть, что не в шкафу.
 
 

Наш тур был очень грамотно спланирован – так, чтобы впечатления перемежались: один день наслаждаемся природой, другой – гуляем по городским улицам, потом снова природа – и снова город. После визуального «обжорства» на Согнефьорде и Фломсбане настало время познакомиться с Бергеном. Норвежский «торговый принц» встретил нас моросящим дождём и прогнозом погоды, который обещал мокреть до 10 утра, затем период просто пасмурной погоды – и снова дождь после 16. За год здесь бывает лишь десять полностью солнечных дней – и сегодня явно не такой день. Наша передвижная клумба зонтиков полюбовалась страшноватым памятником сушёной треске (в своё время обогатившей Берген) и нырнула в ганзейский район, единственный полностью сохранившийся из множества ганзейских городов. Узкие улочки с деревянными мостовыми, которые «скрипят, как половицы, под ногами», над головой сходятся верхние этажи зданий, навстречу бодро топают европейцы обоих полов в длинных шортах, ярких футболках и дождевиках, с фотоаппаратами наперевес и очками, посверкивающими под седыми шевелюрами в отблесках фотовспышек. Район выглядел бы совсем декорацией (или увеличенной копией макетов, которые поштучно – и вместе со схемой, поясняющей порядок следования – продают в каждом сувенирном магазинчике), но его оживляет рассказ нашего гида: со множеством захватывающих подробностей и мелких забавных чёрточек местной жизни.

 
 
 
 

Город был основан в XI веке, в 1070 г. по приказу Улофа III Тихого, 600 лет был самым главным торговым портом, два века был столицей. В XIII–XIV в.в. население Бергена превосходило население Парижа (сейчас в нём проживает примерно 240 тыс. человек). Берген – столица царства незамерзающих фьордов, самый маленький из больших европейских городов, город дождей и пожаров (горел почти 100 раз, но погибло в пожарах всего… 2 человека), город зонтиков и рододендронов. В Бергене не бывает морозов и не бывает летней жары: лишь 2–3 недели в году его горожане носят летние платья и рубашки с коротким рукавом; в шортах ходят, в основном, туристы. Местная погода служит неиссякаемым источником местных шуток: говорят, что норвежец рождается с лыжами на ногах, а бергенец – с зонтом в руках; если погода в Бергене не нравится – достаточно подождать 15 минут; бергенца можно узнать по перепонкам на ногах; Берген – это не город, а состояние души. В то же время, этот город – не совсем Норвегия: он всегда был сильнее связан с Англией, Францией, Германией, да и основное население в период с XIV по XVII в.в.– немцы.

 
 
 
 

Брюгге, Лондон, Берген, Великий Новгород в своё время были пристанищем крупных ганзейских контор. За 7–10 лет, что немецкий купец жил в Бергене, он делал себе имя и весьма прилично зарабатывал, поэтому сюда так стремились, несмотря на тяжёлые условия жизни: вода доходила почти до домов и разгрузка шла прямо с кораблей, квартал был маленький, в деревянных домах было тесно, и они не отапливались (что особенно хорошо звучит при местных погодах). Женщинам вход в квартал был запрещён – их, конечно, всё равно приводили, но проштрафившийся должен был проставить всем пиво, поэтому жители квартала бдительно следили друг за другом. Стать подмастерьем было непросто, множество весьма изощрённых испытаний затрудняли допуск в немецкое купеческое сообщество, и принятый отсылал домой окровавленную рубашку в знак победы.

 
 
 
 

Кроме ганзейского квартала в городе есть что посмотреть: знаменитый рыбный рынок, кварталы, построенные в период между ганзейскими и нефтяными временами, ярусы домов, ожерельем проброшенные по склону городской бухты, фуникулёр, поднимающийся через них к обзорной площадке, нефритовое зеркало пруда. Снова так мало времени, снова везде бегом, и город виден только в объектив фотоаппарата. Катер на заднем дворе дома на горе. «Макдональдс» в старинном белом здании. Забавная вывеска на стене. Вертящаяся в голове «Молли Мэллоун»: «she wheeled her wheelbarrow throguh streets broad and narrow…» Замок – полный новодел после взрыва во время WWII – опять я опоздала, никак мне не побродить по старинному замку. Говорят, что в городе есть музей проказы и художественные музеи около пруда Готсван – но увы, не в этот раз.

 
 
 
 
Тролльхауген («Холм троллей») – усадьба Грига – совсем рядом с Бергеном. Композитор говорил, что вдохновение приходит только здесь. На холме, окружённый разросшимся парком, стоит лёгкий и светлый деревянный дом: высокие потолки, плещущие на тёплом ветру белые кружевные занавески с вышивкой, простая красивая мебель и фотографии.
 
 
Неподалёку в склон холма врезан концертный зал: уступами спускается дерновая крыша, небольшой зрительский амфитеатр нисходит к сцене, на ней – рояль, за сценой – панорамное окно, в которое видно озеро. Часовой концерт из небольших произведений Грига, Дебюсси и Рахманинова в исполнении Тора Эспена Аспааса позволяет чуть-чуть притормозить бег и попытаться услышать ещё одну чёрточку в облике Норвегии.
 
 
 
 

Снова дорога… Страна оплетена сетью скоростных шоссе и тоннелей – только в западной Норвегии их порядка 900. Все они разные на вид, все бесплатные, в каждом на всём протяжении есть мобильная связь. Стены в тоннелях намеренно неровные: словно необработанная скальная поверхность; неизменные стационарный телефон и огнетушитель через каждые сколько-то метров.

По всей стране много трейлерных стоянок и трейлерных парков. Тентовые веранды у здоровенных жилых трейлеров, клумбы и горшки с цветами у дверей.

 
 

Маленькие паромы начинают «разевать пасть», поднимая верхнее обрамление носовой части, ещё на подходе к пристани. Низкое солнце подсвечивает тучи, острова и фьорд. Ветренно и зябко.

 
  Господи, гостиница…  
     
   
                 

 

На главную
  К Путешествиям